Юлий Цезарь

По возвращении из изгнания наступает период сближения с триумвирами. Именно в этот период укрепляется «дружба» с Цезарем, о которой Цицерон не раз красноречиво рассказывает. Упоминаниями об этой дружбе, проявляемой к тому же с обеих сторон, пестрят и письма Цицерона к своему брату Квинту, который, кстати сказать, находился в то время в штабе Цезаря и принимал деятельное участие в военных действиях, как в Галлии, так и в Британии. Цезарь в этих письмах почтительно именуется императором, называется «самым славным и щедрым человеком» или «лучшим и могущественным человеком», а в одном из писем Квинту Цицерон прямо заявляет: «После тебя и наших детей он для меня на первом плане — до такой степени, что почти равен вам» . Все это, конечно, не без расчета на то, что подобные излияния будут доведены до сведения самого Цезаря.

Отношение, однако, снова волшебно меняется, как только возникает угроза гражданской войны. Правда, Цицерон — сторонник примирения и считает, что войны следует избегать любыми средствами, но сам он явно на стороне Помпея, т. е., как и следовало ожидать, на стороне сената. Поэтому в переписке снова берет верх его на сей раз искреннее и издавна неблагожелательное отношение к Цезарю.

Когда же развернулись события гражданской войны и обнаружилась полная к ним неподготовленность Помпея, его растерянность и беспомощность, Цицерон хотя и осуждает своего «героя» достаточно. резко, но все же и теперь остается на его стороне. Помпей называется «наш», «наш друг», «наш Помпей», а Цезарь уже больше не титулуется как «император», про него лишь глухо говорится: «он», «тот» и т. п. По мере развития военных действий характеристики и оценки становятся все более определенными. «Никогда государство не было в большей опасности, никогда у бесчестных граждан не было более подготовленного полководца», затем отмечается, что Цезарь охвачен неким безумием , и, наконец, Цицерон с негодованием восклицает: «О падший разбойник! О этот позор для государства, который едва ли можно вознаградить каким бы то ни было миром!»

Таким образом, отношение Цицерона к Цезарю во время гражданской войны (во всяком случае до явной победы Цезаря!) не вызывает сомнений: Цезарь злоумышленник против res publica, враг всех «честных» граждан, ненавистник сената, «падший гражданин». Именно этот облик возникает перед глазами того, кто знакомится с «неофициальной» частью литературного наследия Цицерона, с его обширной перепиской.

Совсем другой образ полководца и политического реформатора встает перед нами, если иметь дело с публичными выступлениями Цицерона, с теми его речами, где в той или иной мере он касается государственной деятельности Цезаря. В речи «О консульских провинциях» Цезарь прославляется как выдающийся полководец и предусмотрительный, даже мудрый государственный деятель. Не один раз говорится о «достоинстве» и «славе» Цезаря. Война в Галлии называется «величайшей». «Так неужели я могу быть недругом тому, — патетически восклицает Цицерон, — чьи донесения, чья слава, чьи посланцы изо дня в день радуют мой слух новыми названиями племен, народов, местностей!» Особая заслуга Цезаря перед римским государством заключается в том, что он, понимая, какую потенциальную угрозу таит в себе для. римлян существование Галлии, впервые начал не просто оборонительную войну, как бывало до сих пор, но войну, рассчитанную на полное подчинение Галлии. И так как Цезарь «давно совершил достаточно подвигов, чтобы стяжать славу, но еще не все сделал для пользы государства», то, заключает Цицерон, «мы не должны ни отзывать императора, горящего желанием отлично вести государственные дела, ни расстраивать весь почти уже осуществленный план ведения галльской войны и препятствовать его завершению» .

Речь «О консульских провинциях» была произнесена в 56 г., т. е. задолго до начала гражданской войны, тем более задолго до победы Цезаря. Но до нас дошли три речи Цицерона, относящиеся к тому времени, когда Цезарь стал уже полновластным диктатором (46 — 45 гг.). Как и следует ожидать, эти речи полны неумеренных восхвалений Цезаря.

Первая из речей произнесена в сенате осенью 46 г. и посвящена акту милосердия, проявленного Цезарем: разрешению возвратиться из изгнания Марку Клавдию Марцеллу, консулу 51 г., закоренелому врагу Цезаря. Поэтому в данном выступлении Цицерона — речь произносилась, кстати, в присутствии самого диктатора — восхваляется прежде всего милосердие Цезаря и доказывается, что высшая добродетель, делающая человека «богоравным», состоит в победах не над «свирепыми варварами», но над самим собой, над своим гневом и враждебным чувством по отношению к личным врагам .