Юлия Данзас. От императорского двора до красной каторги

Текст приводится по машинописи. Он написан на французском языке (очевидно, уже во Франции). Мы видели выше, что Юлия Данзас до революции интересовалась психофизиологическими феноменами и была членом-корреспондентом Лондонского Society for Psychical Research (Общества исследований в области психики). Случай одержимости, описанный здесь, иллюстрирует этот круг ее интересов. Но в то же время этот текст содержит и редкие подробности (из тех немногих, которыми мы располагаем) о жизни Юлии в начале 1920‑х годов. Перев. Н. В. Ликвинцевой.

В ноябре 1923 я оказалась в Петрограде (теперь Ленинград). Официально я была библиотекарем, заведующей отделом в Публичной библиотеке (бывшей Императорской библиотеке). Тайно же я была католической монахиней. Я получила жалобное письмо от одной дамы, которая из‑за нервной болезни помещена была в психиатрическую клинику в пригороде Петрограда (так называемая «больница одиннадцатого километра»), одну из старейших психиатрических лечебниц в России, довольно хорошо известную. Больница сполна отражала в себе общие для той эпохи хаос и нищету. Дама в том письме попросила у меня помощи, питание было недостаточным, а также просила помочь получить разрешение покинуть больницу, так как ее болезнь лишь усугублялась соседством с другими больными. Я решила самолично съездить в больницу, чтобы посмотреть, что можно сделать для этой бедной женщины. Я немного знала главного врача, так как тот бывал иногда в Публичной библиотеке. Поэтому, приехав в больницу, я обратилась к нему напрямую. Он принял меня чрезвычайно любезно и предложил сразу проводить к той больной, что меня интересовала. Мы тотчас отправились в женское отделение; врач предупредил меня, что нам придется пройти через зал, в котором много больных, и что с ними не нужно разговаривать, чтобы их не возбуждать; на тот момент они были спокойны, в тот зал их поместили на несколько часов, чтобы в их палатах сделать небольшой, но крайне необходимый ремонт: привести в порядок отопление, починить водопровод и т. д. По пути мы беседовали о той ужасной нищете, которая парализовала все усилия медицинского персонала: всего не хватало, здания превращались в руины, и врач рассказал о безнадежных усилиях, которые ему приходилось предпринимать, чтобы добыть самое необходимое. Я упоминаю эту деталь, чтобы объяснить, что говорили мы не о больных, а совсем о других вещах и что ничто не подготовило меня к той картине, которую мне предстояло увидеть. «Теперь, – сказал доктор, – мы пройдем через зал с больными. Идите быстро, наискосок, к двери, она слева от противоположной стены. Я буду идти прямо вслед за вами». Сказав это, он открыл дверь, ведущую в зал, и чуть отодвинулся, давая мне пройти. В тот же миг мы услышали жуткий крик с другой стороны зала, из‑за закрытой двери, расположенной ровно напротив той, через которую мы вошли. Дверь внезапно распахнулась, и в зал выскочила девушка, с криками или скорее завываниями, в которых не было ничего человеческого. Но среди этих завываний можно было четко различить одно слово: «Крест, крест…»