Юлия, или Новая Элоиза

Судите по своей радости при этом известии о счастливом исходе, как обрадовался я. Отчего же радость не столь безоблачна, сколь, казалось бы, ей надлежит быть? Почитаю долгом своим навестить г-на Мервейе, поблагодарить его и возместить ему денежные издержки, и если посещение это задержит мой отъезд на день, как я опасаюсь, — не вправе ли я буду заметить, что он проявил великодушие за мой счет? Но пускай будет так! Я доставил вам радость; для этого я готов перенести все! Как счастлив тот, кто может оказать услугу возлюбленной и, таким образом, сочетать наслаждение любовью с добродетелью! Сознаюсь, Юлия, когда я уезжал, сердце мое было исполнено досады и тоски. Я упрекал вас за то, что вы так чувствительны к страданиям других и равнодушны к моим, как будто один я на всем свете не заслужил вашего сочувствия. Я находил, что с вашей стороны слишком жестоко сначала обольстить меня сладостной надеждой, а затем безо всякой нужды лишить радостей, которые вы сами и посулили мне. Но я уже не ропщу: на смену сетований пришло неведомое мне доселе чувство глубокой самоудовлетворенности. Я уже получил утешение, как вы и предсказывали, — ведь вы привыкли делать Добро и прекрасно понимаете, какое это доставляет удовольствие. Странной обладаете вы властью: лишениям вы придаете такую же прелесть, как и удовольствиям, а всему, что сделано ради вас, — такую же приятность, какую находишь в том, чего добился для самого себя! Ах, милая Юлия, сколько раз я твердил, что ты ангел небесный! Твоя душа имеет над моей такую власть, что я готов в ней видеть нечто божественное, а не человеческое. Как же не быть вечно верным тебе, если ты обладаешь неземной властью, как тебя разлюбить, если должно неизменно боготворить тебя?

P. S. По моим расчетам, у нас остается, по крайней мере, пять-шесть дней до возвращения твоей матушки! Неужели не удастся за это время свершить паломничество в шале?

ПИСЬМО XLIV

От Юлии

Не ропщи, милый друг, что отец с маменькой так быстро возвратились. Все складывается благоприятнее, чем кажется, и добрые дела обернулись для нас такою удачей, какой мы не достигли бы и при помощи уловок. Подумай-ка сам, что случилось бы, если б мы следовали своим прихотям. Я бы отправилась в деревню как раз накануне возвращения матушки в город. Не успела бы я все подготовить для нашего свидания, как за мной примчался бы нарочный. Пришлось бы тотчас же выехать, вероятно даже не успев уведомить тебя, и ты ждал бы в смертельной тревоге, да и разлучиться в такую минуту было бы для нас невероятной мукой. К тому же стало бы известно, что и ты и я были в деревне. Несмотря на все наши предосторожности, вероятно, узнали бы, что мы бывали там вместе, — во всяком случае, нас стали бы подозревать, довольно и этого. Забыв скромность в нетерпеливой жажде наслаждений, мы потеряли бы возможность изведать их в будущем, а за то, что мы пренебрегли добрым делом, нас бы всю жизнь мучила совесть.

А теперь сравни все это с обстоятельствами нынешними. Во-первых, твое отсутствие произвело превосходное впечатление. Аргус мой уж непременно доложит матушке, что ты редко бывал у сестрицы. Баби знает о твоей поездке и о ее целях. Вот лишний повод уважать тебя. Да и кто подумает, что люди, живущие в добром согласии, по своей воле выберут для разлуки ту пору, когда б могли беспрепятственно встречаться? К какой хитрости мы прибегли, чтобы отстранить от себя справедливое подозрение? По-моему, к единственной дозволенной порядочным людям, а именно — к соблюдению такой безупречности в поступках, чтобы стать вне подозрений и чтоб все сочли стремление к добродетели за проявление взаимного равнодушия.

Право, друг мой, любовь, утаенная таким образом, столь сладостна для сердец, вкушающих ее! Добавь к этому радостное сознание, что ты соединил отчаявшихся влюбленных и осчастливил молодую чету, столь достойную счастья. Ведь ты видел мою милую Фаншону: не правда ли, она прелестна и заслуживает твоих благодеяний? Не правда ли, она так хороша и так несчастлива, что, пожалуй, оставшись в девицах, сбилась бы с пути? А Клод Анэ, чудом сохранивший нравственную чистоту за три года военной службы, вряд ли выдержал бы еще такой же искус и, наверное, превратился бы в негодяя, как все прочие! Но все обернулось иначе: они любят друг друга и поженятся, они бедны, но им будут помогать; они честные люди и такими же и останутся, ибо батюшка обещал позаботиться об их устройстве. Какое доброе дело сделал ты для них и для нас, с сердечностью посодействовав им, не говоря уж о том, что я твоя должница! Друг мой, таковы благие плоды жертв, которые мы приносим добродетели; и если иной раз жертвы обходятся дорого, зато всегда бывает приятно, что ты принес их, и еще никогда не случалось, чтобы человек раскаялся в добром поступке.