Юлиус Фучик

За неделю до выборов КПЧ собиралась организовать в Праге демонстрацию трудящихся в честь годовщины Октябрьской революции. На Вацлавской площади соорудили несколько трибун. На одной из них председательствовал и открывал митинг Фучик. На этих выборах коммунисты добились большого успеха: они получили около одного миллиона голосов и 41 депутатский мандат. Каждый седьмой-восьмой избиратель голосовал за коммунистов. КПЧ стала после выборов одной из самых сильных массовых партий в республике.

Как и многие другие студенты, Фучик сам зарабатывал себе на жизнь. Родители помогали ему, но Юлиус был весьма щепетилен в этом отношении и не хотел доставлять им лишние хлопоты. Прибыв в Прагу, он в течение четырех месяцев вел приходно-расходную книжечку, где отмечал свою наличность, вернее хроническое безденежье. Приходилось нередко брать у друзей взаймы. Когда у Юлиуса и Марии денег на обед не было, что случалось нередко, они надевали свою лучшую одежду и отправлялись «пообедать в городе», откуда возвращались не раньше чем могло закончиться мнимое посещение ресторана. На самом же деле, купив немного шпекачек и пива, они пристраивались где-нибудь перекусить, а затем бродили по городу.

До весны 1923 года он работал младшим служащим в Государственном статистическом управлении. Иногда он отлучается в рабочее время но своим делам, на митинги и собрания, а это уже смертный грех для служащего такой конторы. Его уволили.

После неудавшейся «чиновничьей карьеры» в статистическом управлении Фучик сменил много профессий: был учителем, спортивным тренером, поденщиком на прокладке шоссейной дороги под Прагой. Здесь его ждала суровая жизненная школа. Он не раз вспоминал слова своего учителя Шальды: «Идите в гущу простого народа, как говорится, в низы. Для своего поэтического становления вы приобретете там больше, чем от чтения двадцати журналов самого различного толка. Научитесь ненавидеть болтовню и использовать и любить слово как взрыв жизненной силы, как эквивалент поступка… Послушайте-ка часок-другой, и вы будете излечены от пустой декоративности, от всякого грима, помад, духов и прочего лживого смрада». Да, думал Фучик, Шальда прав, жизнь изобретательнее любой литературы, и в прочитанных книгах не было ни таких злодеев, ни даже благородных героев, которых не превзошли бы живые люди.

Однажды Юлиус стал свидетелем такой сцены: худенький белобрысый мальчик, подмастерье столяра, не удержал своими ручонками тяжело нагруженную вещами тележку, и она полетела под откос. Увидев, что вещи пострадали, хозяин стал жестоко избивать мальчика. «Я за него заступился, — пишет Фучик в одном из писем в 1924 году. — Полицейский, выяснение личности и множество всякой ерунды. А посреди улицы стоял этот мальчик, запряженный в ремни тележки, как конь, налетевший на трамвай. Страшно перепуганный, бледный от боли и совершенно апатичный к несправедливости, он весь трясся, потому что не совсем осознавал, что было и что еще будет. А будет то, что его прогонят от мастера и изобьют дома, затем наступит безработица. У такого ребенка сразу столько горя, что трудно себе даже представить. Он мог бы утонуть в своих собственных невзгодах. И опять ты видишь, что означает для нас, для всех — работа».

С рабочими Фучик чувствовал себя легко: он быстро умел завязывать разговоры, между ними не было никакой дистанции. Он один из них, прост, скромен, не хвастался своим образованием, внимательно выслушивал их рассказы о работе и жизни. Он узнавал множество историй о том, как предприниматели выжимали путем скрытых сверхурочных работ дополнительную прибыль из рабочих или с помощью умышленных неясностей в условиях оплаты обманывали рабочих при расчете, о несчастных случаях на производстве по вине предпринимателей. Он видел не только нужду, произвол и беззаконие; видел он и то, как помогают друг другу рабочие люди.

«Как-то я гостила у нашей тетки в Праге, на Виноградах, — вспоминала Вера, сестра Фучика. — Юлек, похвастав, что получил „неслыханный гонорар“, пригласил меня в ресторан. Перед этим он сделал мне необычный подарок: познакомил с известным поэтом Витезславом Незвалом. Незвал прочитал мне свои новые стихи и поцеловал руку. Первый мужчина, поцеловавший руку!

В таком приподнятом настроении я шла с Юлеком по Вацлавской площади. Как назло, на каждом шагу попадались нищие. Это портило праздничное настроение, и я отворачивалась. Брат заметил мои „маневры“ и тут же дал нищему 5 крон. Я не выдержала:

— Юлек, ты, наверное, ошибся? Это же пять крон!

— Ну и что, Верушка! Он должен сидеть здесь целый день, чтобы собрать себе на обед. Все эти люди могли бы отлично работать. И хотели бы. Но негде. Позор нашей стране!

Однако деньги он разменял и всю дорогу продолжал их раздавать. Когда по пути в ресторан мы зашли в редакцию, Юлек обшарил карманы. Увы, ничего. Семидесяти крон как не бывало! Брат немного смутился и занял деньги у товарищей, чтобы все же выполнить свое обещание.