Юлька

Целый год, мы восстанавливали Юлю. Она лечилась у лучших врачей. Ваш отец, дай, Бог, ему здоровья, помог определить её в лучшую клинику. Потихоньку, Юля поправилась. Но, последствия, остались до сих пор… Она боится громких криков и не переносит, когда с ней грубо обращаются. Реакция может быть разной — от грубой агрессии, до внезапного обморока.

Сейчас стало намного лучше. Она общается со сверстниками, правда, пока только в Интернете, не шарахается от всех подряд, даже стала дружить с мальчиком, нашим соседом. Леша — её ровесник и они вместе проводят все вечера.

Мы водим её к психотерапевту. Именно он посоветовал он мне устроить Юлю в компанию. Он считает, что красота, которая здесь царит и добрые, отзывчивые люди помогут ей быстрей, чем лекарства и аутотренинги.

Мы с женой одни воспитываем Юлю. Её мать умерла через три дня после суда. У Жанночки было слабое сердце. Моей доченьке было всего тридцать два года…

Вот и все, что я хотел Вам рассказать. И я прошу Вас, Григорий Петрович, дайте Юле шанс. Не прогоняйте её. Помогите ей встать на ноги и почувствовать вкус жизни. За то короткое время, что она здесь проработала, она успела подружиться с девочками. Стала веселее, меньше плачет и, самое главное, ей практически перестали сниться кошмары. А насчет её одежды, я уговорю её сменить платье. Сегодня же. Я прошу Вас, Григорий Петрович, простите её! Оставьте девочку в компании!

Вяземский молчал очень долго. Он никак не мог прийти в себя. Рассказ старого мастера потряс его до глубины души.

— Господи, — думал Григорий, — ну, почему ты позволяешь жить на земле таким уродам?!

Бедная девочка! И я, тоже хорош! Набросился на девчонку как бешеный! Кретин! Завтра же извинюсь перед ней!

…- Ефим Наумович, — прервал, наконец, молчание Вяземский, — я благодарю вас за доверие, которое Вы мне оказали. И высоко ценю его! То, что случилось с вашей внучкой — это ужасно! Я даже не нахожу слов, чтобы дать определение поступку мерзавца! Юля останется в компании, и будет работать здесь, сколько пожелает. Я приношу вам свои извинения за то, что так грубо обошелся с ней. Я не должен был так поступать! Простите меня! Я заверяю вас, больше никто не обидит её! Я лично буду присматривать за ней.

— Это вы нас простите, Григорий Петрович, — сказал Смолкин, вставая с кресла. — Спасибо, вам, за все! Юлечка больше никогда вам не помешает. Всего доброго.

4

Через час к Вяземскому зашел Кирилл.

Григорий сидел, положив ноги на крышку стола. В зубах торчала сигарета, в руках был зажат стакан с виски. Рядом стояла бутылка.

— О! Картина маслом! Президент компании пьет на рабочем месте, — укоризненно сказал Казанова.

Он подошел и сел в свое любимое кресло.

— Спиваемся? — поинтересовался он. — По какому поводу пьянка?

Вяземский достал из ящика стола ещё один стакан, налил в него темно-янтарного напитка и подвинул другу.

— Присоединяйся.

Казанова взял стакан.

— За что пьем?

— За то, чтобы на земле стало меньше подонков!

— Хороший тост!

Они выпили по глотку.

— А если серьезно? — спросил Кирилл. — Что случилось, Вяз? У тебя такой вид, будто ты увидел привидение манекенщицы, умершей от анорексии. А Смолкин? Он то, зачем приходил?

— Он приходил, чтобы попросить меня не увольнять Юлю.

— Какую еще Юлю? А, это ту маленькую грубиянку?! Ему то она зачем?

— Это его внучка, Казанова.

— Внучка?! У старого еврея, с манерами аристократа, такая внучка?! Кошмар! Куда мы катимся?! Ну, и что ты решил? Ты сказал ему, что девчонке нужно работать не Модном Доме, а на колхозном поле пугалом, чтобы птиц разгонять?

— Нет. Не сказал. Юля остается у нас.

— Вяземский, ты что, рехнулся?! Это не может работать в нашей компании! Да нас же на смех поднимут! Ты что, хочешь черного пиара? В «QUIN STYL» все должно быть красиво, и люди в том числе!

— А я сказал, что она остается! — повысил голос Григорий. Я руковожу компанией, и мне решать, кому работать в ней, а кому нет!

— Слушай, а с чего это ты вдруг такой добрый стал? Ты же сам орал, что вышвырнешь эту нахалку за дверь! Что наплел тебе, этот хитрый лис Наумыч?

— Он объяснил мне, почему девушка себя так ведет.

— И почему?

— У девчонки глубокая душевная травма. Она очень долго лечилась у психиатра. И сейчас, не совсем восстановилась.

— Вяземский! Я с тебя просто офигеваю! Ты берешь на работу психопатку! Ты что сдурел, Гриша?!

— На это есть причина, Кира! Ну, почему она такая…

— Так объясни, что ты ходишь вокруг да около!

— Да потому, черт возьми, что её изнасиловал собственный отец, если можно так назвать эту сволочь! И мать, зарезала его, у неё на глазах! Девочке тогда было семь лет, всего семь, понимаешь!! Я вообще не представляю, как она смогла такое пережить!

Кирилл молчал, потрясенный тем, что только что сказал Григорий.

— Ты представляешь, — Вяземский вскочил с кресла и навис над другом, — представляешь, что может сделать взрослый мужик с маленькой девочкой?! Ублюдок! Тварь!! Надеюсь, его посадили на самую раскаленную жаровню ада!!

— Ни хрена себе! — очнулся, наконец, Казанцев. — Бедный ребенок! Слушай, налей-ка еще, а то мне как-то не по себе.