Юмор начала XX века [сборник]

Назначили день, разослали приглашения.

"Первое международное общество любви к искусству просит вас оказать честь и т. д.".

На сиреневом картоне.

Заказаны сандвичи и птифуры. Приглашен лакей Михайло, хотя и русский (он ведь не гость, не все ли равно), но говорящий по — французски не хуже парижанина и вдобавок очень вежливый — таких среди французов даже и не найти. Говорит "вуй — с" и "нон — с"¹. Это редкость.

## ¹ да, нет (фр.).

Насчет испанского языка дело не вышло. В хлопотах не успели им овладеть. А насчет английского обнаружилось нечто загадочное. Ливон на прямой вопрос бо — фрера Сенечки слегка покраснел и ответил:

— Конечно, научного диспута я поддерживать на этом языке не берусь, но объясниться в границах светского обихода всегда могу.

Но бо — фрер Сенечка этим не удовольствовался и попросил сказать хоть несколько слов.

— Я могу сказать, — пробормотал Ливон, — я могу, например, сказать: "хау ду ю ду"¹.

## ¹ Как вы поживаете? (англ.).

— А потом что?

— А потом уйду. Я хозяин. Мало ли у меня дел. Поздоровался с гостями, да и пошел.

— Ну, ладно, — согласился Сенечка. — Бери на себя англичан. С островитянами я расправлюсь сам.

Настал вечер.

Скрытые от взоров лампы разливали томный свет. Тонкое благоухание сандвичей и сдобной булки наполняло воздух. Граммофон плакал гавайскими гитарами.

Хозяйка, нарядная и взволнованная, улыбалась международной светской улыбкой.

Между прочим, здесь кстати будет отметить свойства светской улыбки. Это отнюдь не обыкновенная человеческая улыбка. Эта улыбка достигается распяливанием рта со сжатыми губами и совершенно серьезными и даже строгими глазами. Улыбка эта говорит не о радости или удовольствии, как обыкновенная человеческая улыбка. Она говорит просто: "Я — человек воспитанный и знаю, какую именно рожу надо корчить перед гостями светскому человеку".

Одни только японцы не умеют распяливать рта по — светски и изображают искреннюю улыбку и даже смех, что придает им откровенно идиотский вид.

Мадам Ливон усвоила европейскую технику и встречала гостей светской улыбкой.

Первым пришел господин густо испанского типа и молча тряхнул руку хозяину и хозяйке.

— Enchantée!¹ — сказала хозяйка.

## ¹ Enchantée de vous vior! — Рада вас видеть! (фр.).

— Хабла, хабла! — крикнул хозяин и тотчас повернулся и убежал, делая вид, что его позвали.

Испанец вошел в гостиную, потянул носом и, поймав струи сандвичей, пошел к буфету.

Вторым пришел господин английского типа.

— Хау ду ю ду? — воскликнул хозяин и убежал, делая вид, что его позвали.

Словом, все пошло как по маслу.

Англичанин вошел, оглянулся, увидел фигуру у буфета и молча к ней присоединился.

Затем пришел бо — фрер Сенечка и привел с собой корейского журналиста с женой, бразильянца с сестрой, норвежца и итальянца. Потом пришли три англичанки, и никто не знал, кто, собственно говоря, их пригласил. Англичанки были старые, но очень веселые, бегали по всем комнатам, потом попросили у лакея Михайлы перо и сели писать открытки друзьям.

Сенечка суетился и старался внести оживление. Но гости выстроились в ряд около буфета и молча ели. Точно лошади в стойле.

Пришла подруга хозяйки, Лизочка Бровкина.

— Ну что? Как? — спросила она.

— Enchantée! — томно ответила мадам Ливон и прошипела шепотом:

— Умоляю, не говорите по — русски.

— Ах! — спохватилась Лизочка. — Et moi aussi enchantée avec plaisir¹.

## ¹ И я тоже очень рада, с удовольствием (фр.).

И плавно пошла в гостиную.

— Мосье! — светски улыбаясь, сказала м — м Ливон Сенечке и отвела в сторону.

— Ке фер с ними? Ради Бога! Ну, пока они еще едят, а потом что? И почему не едут артисты и государственные люди?

— Подожди. Надо же их перезнакомить. Вот, смотри, кто‑то еще пришел. Подойди к нему и знакомь.

Новый представился. Он — японский художник Нио — Лава. Хозяйка подвела его к столу и, не давая времени схватить сдобную булку, на которую тот было нацелился, стала его знакомить. И вдруг произошло нечто странное. Произошло то, что испанский журналист, тот самый, которому хозяин сказал "хабла", взглянув на японца, уронил вилку и громко воскликнул:

— Оська! Ты как сюда попал?

— Неужели Моня Шперумфель? — обрадовался японец. — А где же Раечка?

Хозяйка старалась нервным смехом заглушить эту неуместную беседу.

В это время громкое "Хау ду ю ду" заставило ее обернуться. Это сам Ливон ввел новую гостью.

— Американская поэтесса, — шепнул Сенечка. — Я сам ее пригласил. Пишет во всех нью — йоркских журналах. Мадам! Enchantée!

— Enchantée! — зафинтила хозяйка. — Пермете муа…¹

## ¹ Разрешите мне… (фр).

Но гостья, толстая, красная, скверно одетая, уставилась куда‑то и, казалось, ничего не слышала. Хозяева и Сенечка смущенно проследили ее взгляд и с ужасом убедились, что уставилась она на лакея Михайлу.

— Господи! Что же это?

— Мишка! — закричала американка. — Михаил Андреевич! Да ты ли это?

— Вуй — с! — завопил Михайло и брякнул об пол поднос.

— Простите, — сказала американка по — английски. — Это мой первый муж. Теперь я за американцем.

И, обратясь снова к Михайле, крикнула:

— Да иди же сюда. Садись, поболтаем.

Подхватила его под руки и потащила на диван.