Юмористические рассказы

И вот один из них, использованный многими поколениями, но все еще имеющий большой успех. Убийца найден. Да, он действительно найден и даже сознается в своем преступлении, но… но — увы! — его физическое состояние таково, что очень скоро ему придется «предстать пред высшим судией». И этот «высший судия» отнюдь не является верховным судом.

В тот самый момент, когда Великий сыщик и инспектор Хиггинботем хватают его, он обычно разражается сухим, лающим кашлем. Эта одна из тех ужасных болезней, которые встречаются только в романах — вроде «любовной горячки» и «разбитого сердца» — и от которых не существует лекарств. Во всех таких случаях не успевает преступник начать свою исповедь, как его уже начинает душить сухой кашель.

«Да, — сказал Гарт, окидывая взглядом небольшую группу полицейских чиновников, собравшихся вокруг него, — моя песенка спета — кха, кха! — и теперь я могу выложить все начистоту — кха, кха, кха!»

Услыхав этот кашель, каждый искушенный читатель уже точно знает, к чему он ведет. Преступник, который только что, в предыдущей главе, производил впечатление здоровенного детины — он выпрыгнул из окна третьего этажа и чуть не до смерти придушил младшего инспектора Джаггииса, — оказывается умирающим человеком. Он болен той ужасной болезнью, которая в романах называется «неизлечимым недугом». Лучше не давать ей точного названия, не то кому-нибудь может прийти в голову заняться ею и вылечить больного. Симптомы таковы: сухой кашель, необыкновенная мягкость в обращении, а в разговоре — полное отсутствие бранных слов и склонность всех называть «добрыми джентльменами». Все эти явления означают finis.

В сущности, все, что требуется теперь, — это чтобы Великий сыщик собственной персоной произнес следующую речь: «Джентльмены! (На данном этапе развития повествования все действующие лица именуются джентльменами.) Высший суд, который стоит над всеми земными законами, приговорил…» и т. д. и т. д. Тут занавес падает, и все понимают, что преступник должен в ту же ночь покинуть этот мир.

Такой конец лучше, значительно лучше. Но все же он немного мрачноват.

По правде сказать, в подобном решении вопроса ощущается некоторая трусость. Автор отступает перед трудностями.

Можно привести и еще один, столь же поверхностный вариант. Вот он:

«Великий сыщик стоял, спокойно глядя по сторонам и покачивая головой. На секунду взгляд его задержался на распростертом теле младшего инспектора Бредшоу, потом устремился на аккуратную дыру, проделанную в оконном стекле.

— Теперь все ясно, — проговорил он. — Но мне бы следовало догадаться об этом раньше. Сомнения нет, это дело его рук.

— Чьих? — спросил я.

— Голубого Эдуарда, — ответил он спокойно.

— Голубого Эдуарда? — воскликнул я.

— Голубого Эдуарда, — подтвердил он.

— Голубого Эдуарда? — с волнением переспросил я. — Но кто же он такой, этот Голубой Эдуард?»

Без сомнения, тот же самый вопрос хочет задать ему и читатель. Что это еще за Голубой Эдуард? На этот вопрос немедленно отвечает сам Великий сыщик:

«— Тот факт, что вы никогда не слышали о Голубом Эдуарде, только показывает, в каком неведении вы жили до сих пор. Ведь Голубой Эдуард — это гроза четырех континентов. Мы выследили его в Шанхае, но в самом скором времени он оказался на Мадагаскаре. Это он организовал то неслыханное по дерзости ограбление в Иркутске, при котором десять русских мужиков взлетели на воздух, взорванные бутылкой с английской солью.