Юная Кармен

Все же я перебросился с ним несколькими фразами, которых было достаточно, чтобы оживить репортаж прямой речью. Но, увы, слишком мало для очерка, который так и просился на бумагу о статном и веселом с вихрастым рыжим чубом трактористе. Даже без творческих мук родился заголовок «Трудная борозда».

–Понимаешь,– извиняясь, развел он руками, когда его чуть не силой затолкали в черную председательскую «Волгу». – Приезжай через пару дней, тогда и поговорим.

«Волга» в кортеже других автомобилей высоких начальников с проселочной дороги выехала на большак. Куда поехали, меня тогда этот вопрос же очень занимал. На своем потрепанном УАЗе мы с фотокором поспешили в редакцию готовить фоторепортаж в номер.

Мой замысел удачно совпал с заданием редактора написать о Корнееве очерк в четыреста-пятьсот строк. Через три дня я выехал в колхоз. В конторе дородная, располневшая, словно сдоба, секретарша, оторвавшись от журнала, полусонным голосом сообщила:

– Голова колгоспу у степу.

Сообщение вызвало ироническую улыбку, ведь председатель соседнего колхоза, регулярно пребывавший «у степу» и отходивший после запоя, был снят с должности. Единственно, чем помогла секретарша – указала маршрут к дому Михаила Корнеева.

– Бажаю успиху,– загадочно улыбнулась, озадачив меня. Почти у самой околицы отыскал дом. Ворота были распахнуты. В моей памяти всплыла поговорка: пришла беда – отворяй ворота. Хотя вопреки ей, здесь триумф пахаря.

По краю бетонированной дорожки была протянута проволока, что подкрепило мои опасения насчет злой собаки, которая в любой момент может наброситься на чужака.

– Корнеев! Михаил Иванович! – напряг я свои голосовые связки. Прислушался, зорко наблюдая за проволокой, готовый отступить при первых признаках опасности. Но проволока не шелохнулась, никто не подал голоса, ни человечьего, ни собачьего. Во дворе увидел мотоцикл, украшенный разноцветными лентами и шарами, будто отставший от свадебного кортежа.

Водитель Василий остался в машине, а я, подождав минуту, осторожно крадучись, пробрался к веранде. Дверь оказалась незапертой. Вошел в веранду, затем в комнату и опешил. За столом, заставленным тарелками со снедью, пустыми и початыми бутылками с самогоном и вином сидел незнакомый мужчина. Поднял всклокоченную голову с посоловевшими глазами и живым огоньком.

– Извините, кажется, ошибся адресом, – отступил я назад.

– Не ап-шип-ся, заходи, усе идут по этому адресу, – неуклюже, звеня стаканами, попытался он подняться навстречу,. – Давай мы с тобой хряпнем за моего свояка. Молодец Мишка, мотык выиграл, едри его дышло, усем нос утер. Праздник устроил. Теперь на «Ладу» замахнулся…

Он схватил со стола бутылку с остатками самогона и плеснул в граненый стакан.

– Садись, в ногах правды нет. В одиночку только алкаши пьют, а я тверезый, ни в одном глазу, – с трудом ворочал он языком.

– Спасибо, я при исполнении,– отказался вежливо.– Подскажите, где Михаил Корнеев? Я приехал писать о нем очерк.

– Я тоже при исполнении. Запомни: от работы кони дохнут. Ты щас в гостях, – поучал меня мужчина.– Где Мишка? Черт его знает. Пришел, а дверь настежь, я сразу за стол. Как говорят мужики в моем селе, пришел, увидел, выпил и закусил.

– Вы исказили изречение Юлия Цезаря, – заметил я.

– В каком он селе живет, кто такой? Почему не знаю?

– Знаменитый древнеримский император и полководец, живший до нашей эры. Это ему принадлежат слова: пришел, увидел, победил!.

– А,а, он всего лишь победил, а я еще выпил и закусил, – рассмеялся он, довольный своею смекалкой. – Теперь эти слова принадлежат нашим мужикам. Если скажу, что Цезарю, то посчитают, что свихнулся, так как у соседа есть пес по кличке Цезарь. Такие вот пироги.

Он перевел дыхание и продолжил:

– Второй день мотык обмываю. Чтобы было, чем земляков угощать, помог Мишке заколоть хряка. Отведай свежины, вкуснятина, пальчики оближешь.

– Не в рабочее время, – заметил я, чувствуя, что легко от него не избавиться, сказал. – Меня ждет водитель на улице.

– Живо зови его, первача, вина на всех хватит. Имеем полное право уважить героя. Так и запиши в своей газете, что свояк Борька Зуйко первым поздравил ударника..

Из гостиной с бражным «букетом», запахами мяса и квашеной капусты, я вышел во двор.

– Корнеев! Лучший пахарь! – крикнул я, огорчаясь, что впустую проехали от райцентра до села Пушкино больше двадцати километров. Вдруг послышался скрип двери, из погреба вылез заросший щетиной с паутиной на золотисто-рыжей шевелюре мужчина, в котором я узнал пахаря. В тот же миг из конуры, звякнув цепью, выполз черный с белыми подпалинами пес. Сипло залаял и, сконфузившись, глянул на хозяина.

– Ничего, Тишка, побереги голос,– тракторист потрепал его по густой шерсти. – Переживем этот сабантуй. Совсем голос потерял, никогда так много не лаял.

– Что произошло? Почему прячетесь? – спросил я.