Юная Невеста

Отец погрузился в молчание. Этот человек, хотя бы даже по медицинским показаниям, не мог позволить себе впадать в тревогу: кроме того, он твердо верил, что все на свете имеет объективную тенденцию улаживаться само собой. Тем не менее в этот момент он ощутил некое скольжение души, какое редко испытывал, словно где-то в густом лесу его спокойствия внезапно прорубилась просека. Тогда он поднялся с кресла и постоял немного, дожидаясь, пока все внутри его уладится автоматически, как это всегда происходило, когда что-то вызывало в нем досаду, особенно острую в послеобеденные часы. Но испытал он всего лишь настоятельную, хотя и преодолимую потребность пустить ветры. Стоял, пока не исчезло назойливое ощущение, которое можно было бы свести к абсурдной идее, будто Сын исчез не где-то в Англии, но внутри его; там, где прежде чувствовалось устойчивое присутствие, ныне обнаружилась пустота молчания. Это не показалось ему совершенно лишенным логики, ведь несмотря на то, что веление времени предписывало отцам роль неопределенную, отдаленную и умеренную, его роль не была такова по отношению к этому Сыну, рождения которого он желал вопреки всякой логике и который по причинам, во всех оттенках Отцу известным, был единственным источником его амбиций. Поэтому и показалось ему не лишенным смысла следующее наблюдение: с исчезновением юноши понемногу исчезал он сам, ощущая это как крохотное кровотечение и зная какими-то тайными путями, что, если раной пренебречь, она будет беспрерывно шириться.

– Когда его видели в последний раз? – спросил Отец.

– Восемь дней назад. В Ньюпорте, где он покупал куттер.

– Что это?

– Небольшое парусное судно.

– Думаю, мы еще увидим в ближайшие дни, как его выгружают у ворот.

– Вполне возможно.

– Модесто будет не в восторге.

– И все же существует и другая возможность, – рискнул высказаться Командини.

– А именно?

– Он мог бы выйти на куттере в море.

– Он-то?

– Почему нет? Если предположить явную волю к исчезновению…

– Он ненавидит море.

– Да, но…

– Явную волю к исчезновению?

– Желание сделаться недоступным.

– Но почему?

– Не знаю.

– Еще раз?

– Не знаю.

Отец почувствовал, как где-то внутри его образуется трещина – еще одна. Предательским ударом в спину явилась возможность того, что Командини чего-то не знает, ибо этому человеку, по существу скромному, но изумительно прагматичному, он обязан был убеждением, что каждому вопросу соответствует ответ, может быть неточный, но реальный, достаточный для того, чтобы рассеять малейшую возможность опасного смятения. И вот он, ошеломленный, поднял взгляд на Командини. Увидел на его лице незнакомое выражение и тогда услышал, как что-то хрустнуло в его стеклянном сердце, и уловил знакомый сладковатый запах, и понял со всей определенностью, что в этот миг начал умирать.

– Найдите его, – сказал он.

– Я пытаюсь, синьор. К тому же вполне возможно, что в конце концов мы в ближайшие дни увидим его у наших дверей, вероятно женатым на англичанке с молочной кожей и великолепными ногами; знаете, Создатель наделил их ногами невероятной красоты, раз уж насчет грудок можно сказать, что ему не пришло на ум ничего хотя бы сносного.

Командини снова стал таким, каким был всегда. Отец этому порадовался.

– Сделайте одолжение, никогда больше не произносите этого слова, – сказал он.

– Грудки?

– Нет. Исчезновение. Такого слова не существует.

– Я часто использую его по поводу моих накоплений.

– Да, понимаю, но применительно к людям оно сбивает меня с толку, люди не исчезают, в крайнем случае – умирают.

– Уверен, относительно вашего Сына это не тот случай.

– Хорошо.

– Думаю, я могу вам это обещать, – проговорил Командини с тенью сомнения.

Отец улыбнулся ему с бесконечной благодарностью. Потом им овладело необъяснимое любопытство.

– Командини, вы поняли наконец, почему всегда проигрываете?

– Есть гипотезы.

– Например?

– Самую сокрушительную предложил турок, который на моих глазах в Марракеше проиграл остров.

– Остров?

– Да, греческий остров; его семья, похоже, владела им на протяжении веков.

– Вы хотите сказать, что, играя в покер, можно поставить на кон целый остров?

– В том случае речь шла о блэкджеке. Но вообще-то, да. Можно поставить на кон остров, если обладаешь должной отвагой и чувством поэзии. У того турка все это было. Мы вернулись вместе в гостиницу, почти на рассвете; я тоже порядочно проигрался, но никто бы, глядя на нас, этого не сказал, мы шествовали, как короли, и, ни слова об этом не говоря, ощущали себя прекрасными и вечными. Неслыханное изящество проигравшего, – сказал тогда турок.

Отец улыбнулся.

– Значит, вы проигрываете из стремления к изяществу? – спросил он.

– Я же сказал, это только одна из гипотез.

– Есть и другие?

– Много. Хотите услышать самую достоверную?

– С удовольствием.

– Я проигрываю потому, что плохо играю.

На этот раз Отец рассмеялся.

Потом решил, что умрет без спешки, старательно и не напрасно.