Юнармия

Машинист выглядывал из окна паровоза и невесело посвистывал. Потом он перестал свистеть и сказал своему помощнику:

– Погляди дышла там.

Помощник сбежал по ступенькам, отвернув стальные фартуки и постукивая молотком, принялся проверять клинья в дышлах.

Командир бронепоезда, аккуратно вынося в сторону правую ногу, шагал по платформе. Около паровоза он ос­тановился и, прижимая локтем кобуру нагана, долго осмат­ривал паровоз. Потом подозвал к себе молодого, похожего на жужелицу, офицера, стал торопливо расспрашивать его о каких-то запасных частях и шпалах. Офицер, приставив руку к козырьку английской фуражки, рапортовал:

– Железнодорожники утверждают, что никаких запа­сов в наличии не имеется.

– Врут, забастовщики проклятые! Не верьте им.

– Я сам проверял кладовые, господин подполковник…

– Ну и что же?

– Запасные части не обнаружены.

– В таком случае они вас околпачили, – тихо, но внят­но произнес командир бронепоезда.

У бронепоезда столпились казаки. Они глазели на мо­гучие морские пушки, заглядывали под колеса паровоза. Никто их не отгонял. Часовые спокойно расхаживали у бронепоезда, как будто не замечали посторонних.

Командир отвел в сторону молодого офицера и уже совсем тихо сказал ему:

– Вас околпачили, любезный, как последнего дурака. Возьмите солдат и немедленно разыщите запасные части. Нам невозможно отправляться при отсутствии таковых. Нас могут отрезать.

– Слушаю-с, – ответил офицер, щелкнул каблуками и ушел.

Минут через двадцать он вернулся. За ним шли сол­даты. Они несли болты, инструмент, гайки и несколько шпал.

– Вот видите, – сказал улыбаясь командир «Победы» молодому офицеру. – Я был совершенно прав, когда гово­рил, что вы ошиблись.

– Так точно, господин подполковник. Произошла ошибка.

– Ну, теперь мы в полной готовности. Я надеюсь сбить фронт без единого выстрела.

Последние слова командир произнес так, чтобы их слы­шали все. Потом он поправил ремень от плоского полевого бинокля, гордо оглядел публику и протяжно скомандовал:

– Са-дись!

На паровоз залез дежурный офицер. У орудий и пуле­метов по всем правилам расположилась прислуга. Послед­ним взошел командир «Победы».

Броневик тронулся без свистка.

Плавно катились колеса тяжелых платформ. Паровоз набирал скорость, почти не пыхтя.

Минуты через две бронепоезд «Победа» скрылся за по­воротом. Он шел на Курсавку.

На платформу выскочил Васька.

– Отправился уже? – запыхавшись, спросил он.

– Велел тебе кланяться.

Мимо нас прошел бородатый казак с серебряным кин­жалом. Придерживая рукоятку, он говорил, обращаясь к публике на перроне:

– Вот этот саданет так саданет! В навоз смешает. Попотчует красноперых!

– Ясно, саданет!

– Этот антимонию разводить не будет!

– Ясно, не будет, – сказал бородатый. – Это раньше вот – вышел на поле, и сади друг друга кулаками. А то вот дробовиками воевали. Пока зарядишь его всякой всячиной, неприятель чаю успеет напиться, да еще вприкуску. Какая же это война была, посуди на милость! Я вот всю жизнь воевал, был и на японской, и на германской, всякие штуки видел, а таких броневиков не приходилось наблюдать…

– Оно правильно… Техника теперь не та, что была. Тех­ника теперь, прямо сказать, высокой марки, – поддакнул бородатому какой-то старичок из толпы.

Перед вечером на станции собрался народ не только из станицы, но из всех соседних поселков. Пришли и старики и молодые. Казачата от стариков не отставали. У каждого болтался на кавказском наборном поясе здоровый кинжал. Все были разряжены – в праздничных черкесках, в бешметах. Хвастают перед поселковыми.

Поселковые ребята – это все сплошь дети иногородних. Есть среди нас и два казачонка: Мишка Архоник и Гав­рик. Только они такие же, как и мы, – за красных стоят. Мишкин отец – деповский рабочий. Отец Гаврика – с красными ушел. Мишку и Гаврика станичники даже не считают за казачат. Да и верно, какие они казаки. Они и бешметов отроду не носили.

Где-то на перроне заиграла двухрядка. Казачата затя­нули песню:

Милый мой, пойдем домой,

Зорька занимается.

Мы туманчиком пройдем,

Никто не сдогадается.

Высоченный рыжий казак, заложив два пальца в рот, подсвистывал гармошке во всю силу. От усердия он стал потным и красным.

– Смотри, как запарился! – сказал Гаврик.

В это время к нам подошел конопатый казак в корич­невой черкеске и попросил закурить. Гаврик сквозь зубы процедил:

– Нету. В лавке спроси.

– Дай закурыть! – крикнул казак, размахивая ру­ками.

– В лавке, – повторил Гаврик.

– А я тебе говорю: дай закурыть!

– А я тебе говорю – нема, – передразнил его Гаврик.

Казак ухватил Гаврика за ворот рубахи.

– Отчепись, дурной! – крикнул Гаврик и стал выры­ваться.

Казак замахнулся плеткой. Но тут же к нему подскочи­ли Андрей, Мишка Архоник и Ванька.

Андрей выхватил у казака плетку, а Мишка ударил его ногой в живот.

Казак зашатался. Ванька, не давая ему опомниться, выхватил у него из-за пояса кинжал.

Казак заголосил:

– Сандро, Петька! Егор! Иногородние бьют!..

Гармошка скрипнула и замолчала. Песня оборвалась. На помощь конопатому бежали здоровенные парни, семе­нили станичные казаки. Молодые на бегу вытаскивали из ножен кинжалы.