Юнг и Паули

Осенью Паули возобновил преподавательскую деятельность в ETH. 8 декабря 1958 года, во время лекции, Паули неожиданно почувствовал сильную боль. Чарльз Энц, его ассистент, поехал вместе с ним в больницу, где у Паули диагностировали запущенный рак поджелудочной железы — делать операцию было уже поздно. Энц вспоминал: «Когда я навестил Паули в больнице после этого внезапного приступа, он с заметным беспокойством спросил меня: Вы видели номер комнаты? (я не обратил внимания). Номер был 137»[436].

Число 137, обратное постоянной тонкой структуры, считалось многими (в том числе и Паули) важнейшим числом в физике. Постоянная тонкой структуры — это безразмерная величина, состоящая из трёх основных констант квантовой теории: постоянной Планка, заряда электрона и скорости света. По мнению Паули, дальнейшее развитие квантовой теории зависело от понимания скрытого смысла этого числа. Физик Артур Эддингтон также был убеждён, что оно обладает некими таинственными свойствами[437].

И это ещё не всё. Вайскопф, по совету Паули, встретился с Гершомом Шолемом, знаменитым авторитетом в еврейском мистицизме. От него Вайскопф узнал, что Каббала на иврите записывается как QBLH. Каждой букве еврейского алфавита соотвествует число, и сумма Каббалы, как рассчитал Шолем, 100+2+30+5 = 137[438].

Вольфганг Паули умер в больничной палате 15 декабря 1958 года, по словам его жены, после двух недель ужасных страданий.

Аниела Яффе пишет, что, согласно фрау Паули, последние слова её мужа были: «Я бы хотел поговорить ещё только с одним человеком: с Юнгом»[439].

Конец жизни Паули сопровождался синхронистичностью, связанной как с еврейским мистицизмом, так и с квантовой теорией. Это можно толковать как «третье», родившееся из coniunctio. Если придерживаться идей Юнга о синхронистичности, выходит, что Паули был эмоционально связан с бессознательным на глубоком уровне. Говоря символическим языком, эта синхронистичность — работа Шпиглера. Держа в уме эту фантастическую идею, логично будет предположить, что желание Паули поговорить с Юнгом происходило из искренней жажды разделить эти мысли со старым другом. Мы можем заключить, что Паули наконец нашёл место, где противоположности не существуют более — unus mundus.

Паули мало писал о своих верованиях, за исключением того, что он «скептик»; поэтому представляет интерес комментарий Дельбрюка (15 апреля 1958). Он утверждал, что мысли Паули о загробной жизни отнюдь не ограничивались простым её отрицанием; он мог представить, что психическое существование продолжается после смерти, однако прибавлял, что эго-сознание характерно только для жизни. Это было отражением его опыта коллективного бессознательного как реальности, независимой от тела, хоть тело и являлось его хозяином. Говоря метафорически, человеческая жизнь несёт в себе язык пламени из огня Гераклита, который после смерти возвращается во вселенский огонь.

Многое в жизни Паули не поддаётся пониманию, в особенности события последнего года его жизни. Гейзенберг говорил, что это был «совершенно другой человек»; жена Паули также говорила Дельбрюку, что её муж изменился (1 марта 1959). Есть свидетельства тому, что Паули вернулся к поведенческим паттернам своей юности — в качестве примера можно привести ссору с коллегой (тогда это был Ренс Йост). Некоторые приписывали эти изменения его болезни[440]. Однако факты, сопутствовавшие смерти Паули, заставляют размышлять об этом на ином уровне.

Можно рассматривать жизнь Паули как осмысленное совпадение на высшем уровне: его сновидения освещали дорогу в путешествии, полном внешних и внутренних конфликтов. Всю свою взрослую жизнь Паули сталкивался с парами противоположностей под разными личинами, в конечном счёте заставившими его осмыслить, если не испытать на себе, «тёмную сторону Бога». Может быть, его болезнь оживила эти тёмные элементы бессознательного, и он обнаружил, что противостоит силам мрака, чьё присутствие возвещала синхронистичность с Персеем и Медузой. Сон о «непризнанном герое» (темноволосом человеке), возможно, показал Паули необходимость схватки с тьмой.

Синхронистичность с номером больничной палаты можно рассматривать как символ освободительного третьего, поднявшего его над конфликтом — тем конфликтом, который в течение всей жизни заставлял его искать собственную целостность и воображать целостность мировую. Возможно, в итоге Паули обрёл освобождение, которого столь долго и столь жадно искал.

Можно сказать, что Паули нашёл новый голос и начал говорить им. Теперь этот голос «нового профессора» может существовать лишь в наших сердцах и воображении.

Вызов брошен. Признают ли коллективный характер снов Паули выражающим нужды нашего времени, или же рационалистическая наивность припишет их лишь собственным психологическим нуждам сновидца?

Останемся же на стороне коллективной истины снов и будем надеяться, что эта истина обретёт свой дом.

Приложение А. Паули и квантовая физика.