Юнга на корабле корсара. В стране чудес

Таким образом они снарядили всю шлюпку парусами и им удалось отойти на несколько миль к югу. В то же время они смутно надеялись встретить на горизонте хоть какое-нибудь судно. Так мечтали беглецы и ни одной минуты не сомневались в том, что появившееся судно будет французским. Сюркуф шел по морям, и, может быть, на их долю выпадет счастье его встретить.

Но, к несчастью, ветер, несмотря на свое направление, вдруг совершенно стих.

Опять им грозили голод и полное отсутствие какой-либо помощи. Действительно, судьба становилась им поперек дороги; ими снова овладевало отчаяние.

Не считая уже того, что такое затишье было предвестником сильной бури, еще можно было ожидать и появления тайфунов с южных морей, этих ужасных фурий неба и воды, которые переворачивают природу, изменяют иногда даже поверхность Земли.

Жак стал прикрывать съестные припасы и воду, годную для питья.

Предыдущий опыт был для них довольно поучителен. Нельзя было потерять все и остаться без пищи и питья. В этой водной пустыне самым ужасным испытанием была жажда, от которой им пришлось много претерпеть, и они не хотели, чтобы подобное испытание повторилось еще раз.

Но что могла сделать энергия одного человека против неумолимой силы неба и природы?

Так проходили дни и ночи, истощая съестные припасы и уменьшая силы несчастных.

Прошло уже около трех недель, как беглецы оставили Мадрас.

Чудо, но их утлая шлюпка снова устояла против бури океана.

И снова голод, жажда, зной сделали свое дело.

Все четверо попадали один за другим, и на этот раз – странное дело! – ребенок был последним из заболевших. Вильгельм Тернан отчаянно боролся против болезни.

Один он должен был заботиться о спасении своих товарищей, носить им с бесконечными предосторожностями по нескольку капель воды, оставшейся на дне ведер, почти пустых. Затем, когда он увидел Жака Кавалльяна в бреду, неспособным двигаться, маленький сиротка решил, что его задача выполнена, и лег, для того чтобы умереть рядом со своим побежденным другом.

Глава VI Спасение

Сколько времени продолжалось беспамятство Виля? Он не мог этого сказать. Во всем его теле была страшная тяжесть, и ему казалось, что он совершенно бессилен; в одну минуту он почувствовал, что жгучие лучи солнца накрыли его, как тяжелым покрывалом, пробрались под его веки, вывернули ему зрачки и вынули мозг. Он совершенно потерял сознание.

Но все же он еще помнил, что-то неясное и смутное, он старался тогда отогнать от себя ослепляющий свет. Он посмотрел вокруг в последний раз и увидел колыхающуюся громадную синюю скатерть, а там, далеко за горизонтом, он увидел белое пятно, едва заметное. Неужели это была галлюцинация?

Из его груди вырвался крик, выразивший последнюю мысль, засевшую в его воображении: «Парус на трехмачтовом корабле!» Он впал в беспамятство; на этот раз он потерял всякое представление о происходящем вокруг него; он не помнил решительно ничего.

Теперь он лежал в гамаке, его голова была обернута компрессами, его глаза помнили ослепляющий свет, но сейчас ощущалась прохлада тени, и он машинально подумал, не мрак ли это могилы?

Возвращение к жизни носит характер пробуждения после тяжелого сна.

Мало-помалу к ребенку возвращалось сознание. Легкое колебание, равномерное и правильное качание, давало ему понять, что он еще был на море. Качка тихо убаюкивала его, и сладкая истома овладела всем существом Виля.

Затем стали возвращаться мысли, но мысли обрывочные, беспорядочные, подобные обрывкам материи, – это были отрывки памяти, без всякого порядка. Он видел себя в шлюпке под огненным солнцем, истомленный жаждой и лишениями; он отчаянно борется против упадка сил и изнемогает в борьбе со всесильной природой.

Он видел Эвеля и Устарица, как они падали один за другим, также истомленные голодом, жаждой и жгучими солнечными лучами. Жак де Клавалльян также упал вместе с другими и лежал неподвижный, бледный, потеряв всякое сознание. Вилю казалось, что он жил, но жил машинальной, автоматической жизнью; время от времени он вставал, чтобы посмотреть на горизонт, и ему пришло на память, что вдали, на синей поверхности моря, он увидел белеющий парус.

Это все! Как он ни напрягал свою память, он не мог ничего более припомнить, он не мог прибавить более ни одного впечатления.

Утомленный этими напрасными поисками, ребенок закрыл глаза и хотел погрузиться в сон, от которого он только что пробудился, думая найти успокоение.

Но нельзя заставить замолчать внутренний голос. Виль не мог заснуть: мысли не давали ему покоя.

Тогда он попробовал поменять ход мысли. Он хотел дать себе отчет, где именно он находился, то есть наверняка узнать свое местопребывание, потому что он теперь нисколько не сомневался в том, что был жив.

Он открыл глаза; при полусвете его глаза, привыкшие к темноте, различили, что над ним находится что-то вроде деревянного потолка, очень низкого, касающегося почти его лба. От этих досок чувствовался характерный запах дегтя, которым смазывались щели, чтобы не пропускать внутрь сырость. Он был на корабле.