Юнги с Урала

Занятия радистов идут в том самом классе, где мы с Геной помогали «Милеше Пестахову» в монтаже радиотелеграфных ключей и наушников. Сейчас на стенах висят еще и длинные листы с написанными Сережкой знаками азбуки Морзе.

— От точек и тире даже в глазах рябит, — говорит Вадик Василевский. — Неужели мы их когда-то выучим, да еще передавать и принимать научимся?

Он у нас лирик, пытается писать стихи о любви. Это ему принадлежат строки, впоследствии ставшие известными чуть ли не всем юнгам: «Мы первую любовь узнаем позже, чем первое ранение в бою...»

Пророческими оказались слова Вадика. Так со многими из нас и случилось. А многим, как косинцу Володе Дьякову, пермяку Жене Григорьеву, кунгуряку Саше Жуманову, калининцам (бывшим юго-осокинцам) Мише Мельникову, Володе Льву, добрянцу Валере Перинго, что такое любовь, познать было вообще не суждено. Они полной чашей испили только тяготы войны. На ней и сложили свои головы.

А пока Вадик, как и другие юнги-радисты, внимательно слушает своих наставников. Их у нас двое — Пестов и Астахов.

— И... раз! — командует первый.

Мы коротко нажимаем на головки ключей. Это — точка.

— И... раз, два!

Нажим в два раза длиннее — тире.

— Буквы и цифры учитесь запоминать не по количеству в них точек и тире, а по музыкальному звучанию, — поясняет Астахов. — Например, буква И — два коротких нажима на ключ. Что получается? Ти-ти. А два длинных нажима — буква М. Это уже — та-а, та-а.

— Слушайте, как будет звучать, скажем, цифра 2 — две точки, три тире: ти, ти, та-а, та-а, та-а — я на горку шла. Повторяю: ти, ти, та-а, та-а, та-а — пирожок нашла, — пропел Пестов.

Юнги дружно прыснули.

— Улыбочки прекратить! — сердится Астахов.

Пестов отбивает на ключе семерку.

— Запомнили? — спрашивает Астахов.

И так по четыре часа подряд.

Преподаватели садятся за ключ по очереди, а нам-то надо все слушать да запоминать без передышки. Хотя нет, иногда они, особенно в холодную погоду, когда в классах чуть ли не минусовая температура, бывали. Вот как вспоминал короткие минуты отдыха между занятиями бывший юнга из Добрянки Миша Лагунов:

«...Четвертый урок на исходе. Чернила замерзают. Ждем звонка на большую перемену. Хочется размяться, хоть немного согреться.

Вот он, родимый, звонит!

Почему-то очень долго, не смолкая звонит. Наконец дошло — так ведь это же боевая тревога!

Команда, как удар хлыста: «Становись!»

V старшины стальной блеск в глазах. Он сразу стал далеким и чужим. Кричит:

— К землянкам бесом марш!

Странно: ни тебе «РавНяйсь», ни тебе «Смирно!»

Бежим, Передохнуть бы!

— Быстрее! — рявкает старшина.

Влетаем в землянку.

«Карабины разобрать!», «Выходи строиться!», «Бегом марш!» — одна за другой следуют команды.

Ноги уже не слушаются. Шестая верста осталась позади. Свернули на дорогу совхоза. Справа озеро, слева горка. Вчера тут учились бросать гранаты. Настоящие. Боевые.

— Немцы! Десант! Парашютисты! — передают по цепочке.

— Немцы! Десант! Парашютисты! — передаю дальше и я. Вот теперь ноги сами понесли.

— Стой!

А на горке уже комбат стоит. И когда успел прибежать? За рост, тучность и подвижность юнги его за глаза «Шариком» зовут. Шарик и есть. Бывало, поутру не успеешь и глаза протереть, а он уж тут как тут — буквально из воздуха материализуется. А голос — чисто иерихонская труба:

— Шестая рота! По одному в цепь вдоль озера! Вторая рота! Слева обходи болото!

В Добрянской школе по бегу среди пятых-шестых классов всегда первое место брал, а тут запыхался.

Лежим, отдыхаем. Ноги почти в озере, стволы карабинов— к болоту. Оттуда возможно появление врага.

Рядом плюхается комбат.