Юнги с Урала

Юнги дружно заулыбались. Броневицкий и Гришанов их за это не осудили. Ходили слухи о том, что даже нарком Военно-Морского Флота Николай Герасимович Кузнецов службу на флоте начинал юнгой. Насколько они соответствовали правде, мы не знали, но хотелось им верить. Не зря ведь говорят: «Плох тот солдат, который не мечтает стать генералом».

Во время обеда Саша Плюснин, занимавшийся топкой печей в здании штаба, сообщил о том, что побывавшее в батальоне высокое начальство осталось недовольно нашим внешним видом.

— Бескозырки без ленточек, шинели не по росту, у некоторых без пуговиц и хлястиков. Не моряки, а оборванцы какие-то, — выговаривал якобы генерал начальнику школы. — Даю десять дней сроку. За это время форма юнг должна быть приведена в полный порядок. С материка доставлены большие партии шинелей, бескозырок, ботинок малых размеров, флотские ремни и ленточки. Большую часть обмундирования заменить, а тем, кому оно не подойдет, подогнать в мастерской Учебного отряда. В кремле эта работа уже проведена…

Внешний вид большинства юнг действительно не выдерживал никакой критики, но мы, целыми днями занимавшиеся строительными и камбузными работами, с этим уже смирились. Одеться получше, походить на настоящих моряков нам, конечно, хотелось, но при выполнении таких работ, как трелевка леса, чистка картошки и рыбы, новая форма была вроде бы даже и ни к чему. Тем не менее приказ командира Учебного отряда стал выполняться незамедлительно. Через два дня рота радистов была полностью переобмундирована. Почти все юнги получили шинели и бескозырки, сшитые специально для Школы юнг. Об этом, выполняя приказ наркома, позаботилось Главное управление портов Военно-Морского Флота. Теперь без стеснения можно было не только в строй вставать, но даже в увольнения ходить. Правда, ходить-то было некуда. Разве что в кремль, но туда отпускали или посылали только по неотложным делам. Огорчало лишь то, что вместо ленточек с надписью «Северный флот» или, на худой конец, «Учебный отряд Северного флота», какие мы рассчитывали иметь, получили ленточки с прозаическим текстом. У одних «Школа юнгов ВМФ», у других просто «Школа юнгов». Не было и косиц с нравившимися нам красочными якорями. Вместо них непривычные для глаза бантики. При надевании ленточки на бескозырку они оказывались с правой стороны, повыше уха.

— Не моряки, а мальчики с бантиками, — взглянув на юнг с высоты своего, по сравнению с нами, солидного роста, хмыкнул опять Митька Рудаков. — Школа юнгов… Школа юнгов… Братцы, да ведь тут ошибка. Надо было оттиснуть не «Школа юнгов», а «Школа юнг» или «Школа юнг ВМФ».

Кто из изготовителей ленточек был не в ладах с русским языком, мы тогда, конечно же, не установили. А то, что бывший отличник Очерской средней школы Митя Рудаков прав, после подтвердил и преподаватель русского языка и литературы Школы юнг Павел Павлович Вишнев. Впоследствии ошибку исправили, и юнги следующих наборов на своих бескозырках носили ленточки с надписью «Школа юнг ВМФ».

Новая, хорошо подогнанная форма преобразила нас неузнаваемо. Все ревностно ухаживали за ней. Выкраивая немногочисленные свободные минуты, до ослепительного блеска драили бляхи ремней и пуговицы шинелей, с нетерпением ждали своей очереди на единственный на всю роту паровой утюг. Потерявшие надежду его дождаться позаимствовали у одной из местных хозяек доставшийся ей, наверное, в наследство от соловецких монахов чугунный утюг, разогревали его на камбузной плите (кок Московский, сам большой щеголь, ходивший в брюках-клеш, это милостиво разрешал) и до полного охлаждения елозили им по недавно полученным со склада суконным брюкам.

Любивший содержать свою форму в образцовом состоянии Сережка Филин однажды притащил с камбуза выдранный из ящика из-под консервов кусок фанеры, хитро мне подмигнул.

— Немного потрудимся, и стрелочки на брюках будут обеспечены.

Он достал из-под набитого морскими водорослями матраса привезенный еще с гражданки перочинный ножик, вытащил из вещевого мешка брюки, отбросил матрас на постель соседа, разостлал брюки на досках нар и выкроил из фанеры что-то похожее на две штанины, только чуть пошире их.

— Режь, должно получиться два клина, — подавая нож, приказал мне друг. — Смочим внутри места складок мыльной водичкой, вставим клинья в брюки и на ночь положим под матрас. К утру брюки без особого труда и утюга под тяжестью тела будут как выглаженные. Уловил? — подражая командиру роты, спросил Филин.

Идея друга пришлась мне по душе. Скоро гладить брюки подобным способом стали не только мы с Сережкой, но и Боря Батанов, Витя Кожихов, Валя Рожков и даже юнги других рот.

Командиры рот были довольны — подчиненные стали ходить в хорошо отутюженных брюках. Не знаю, догадывались ли они, как мы этого добивались, а вот нашего командира смены Воронова, похоже, было не провести. Глядя на стрелочки наших брюк, он пока ничего не говорил, только хитро улыбался. «Наверное, сам когда-то делал так же», — думали мы.