Юнгианский анализ волшебных сказок. Сказание и иносказание

Что касается первоначального интервью, охарактеризованного выше, нам необходимо обсудить только те моменты, по которым мы отличаемся от фрейдистов в смысле нашего понимания индивидуации, — не только потому, что мы употребляем отчасти иную терминологию, но также и потому, что наша фундаментальная позиция отлична и из-за специфики или инаковости вопросов или интересов, которые могут возникнуть у нас во время первоначального интервью.

В свете первого момента это кажется особенно проблематичным, поскольку Аргеландер исходит из некоторого предположения нормативного поведения, и, следовательно, его наблюдения делают особый акцент на подозрительных отклонениях от принятой нормы. Та точка зрения, на которой снова и снова настаивал Юнг, а именно, что невротическая болезнь имеет и социополитический характер, и, в определенных обстоятельствах, содержит проваленную попытку сознательного развития вне самой коллективной нормы, сегодня предпринимается и другими, в частности, в своем крайнем проявлении, она представлена Лэнгом (Laing 1969) и Купером (Cooper 1972).

В связи с этим кажется сомнительным уделять столько внимания установленной норме прямо с самого начала аналитической терапии, в первом же интервью. Вероятно, имеет больше смысла попытаться понять, каковы доминанты коллективного бессознательного, которые оказываются в конфликтном отношении с бессознательным материалом или с тенденциями бессознательного, и ту степень, до которой эти две полярности разделены в психике пациента. В свою очередь, это подводит нас к вопросу о степени, в которой попытка символического союза противоположностей представлена в симптоматологии или в постигаемом бессознательном материале. Например, в первом интервью с пациентом-женщиной, выражающей феминистские убеждения, аналитик должен не просто спросить, что защищает эта идеология, против чего она выступает, и тем самым классифицировать ее как отклоняющуюся от нормы. Прежде всего, он должен спросить самого себя, какая (возможно, наиболее несправедливая) патриархальная позиция в коллективном сознании является средоточием нападок бессознательной феминности женщины?

В этом контексте я понимаю сам термин «коллективные доминанты сознания» как означающий интрапсихический процесс самой пациентки, а не в общей коллективной ситуации. В этом отношении следует ясно представлять, что личный биологический отец есть только «копия» содержаний определенных социальных образов и что он несет их как представитель общества в смысле Эриха Фромма (Fromm 1936). Согласно нашему пониманию психического, специфическая грань архетипа, которая должна быть описана в сходной манере, стоит за проблемой отца и мужчины. То же самое истинно для так называемых ярко выраженных отклонений от поведенческой нормы, скажем, в области гомосексуальности или в выборе партнера (например, молодой мужчина и более старая женщина), которые не должны рассматриваться как девиации от поведенческой нормы, но, скорее, исследоваться в своем архетипическом аспекте. Более того, случается, что в силу их особой нюансировки, многие комплексы выражают себя не как нечто замечаемое или как отклонения, но, скорее, именно в смысле хорошей адаптации, иногда даже как адаптация к ситуации первоначального интервью. Однако такое нормативное поведение само выражает индивидуальные тенденции и нужды принципа индивидуации (principium individuationis).