Юнкер

Я вдруг как-то очень отчетливо представил себе «глушилку», способную накрыть артиллерийскую батарею или линейный корабль.

— Вроде того, — кивнул Багратион.

— Надеюсь, на этот раз мне достанется что-то посерьезнее, чем кортик и орден четвертой степени, который нельзя никому показывать. — Я все-таки не отказал себе в удовольствии поерничать. — Если уж ваша светлость никоим образом не желает взять меня в штат.

На мгновение мне даже пришла в голову мысль попросить себе самое обычное жалование — если уж Миша задумал «перекрыть мне кислород» — но я тут же отогнал ее прочь. И не только потому, что жаловаться на собственную финансовую несостоятельность показалось каким-то жалким и совершенно не соответствующим масштабу беседы.

Ничего, справлюсь. Так или иначе, с помощью Настасьиной мастерской или еще как-нибудь. Мой брат может быть неправ, может быть самодуром. Он может, к сожалению, даже оказаться одним из заговорщиков — но он все еще мой брат.

И дела семьи не касаются никого — даже его светлости Багратиона.

— Можешь не сомневаться, Саша. Государыня Императрица никогда не забывает тех, кто служит короне.

Мою шпильку приняли даже без намека на иронию… Уже неплохо. Не то, чтобы я всерьез ожидал какой-то особенной благодарности за поиски врагов, которые угрожали моему роду — но лишней бы она уж точно не была.

— Приятно слышать. — Я уперся в подлокотники кресла и поднялся. — Я могу откланяться?

— Можешь, Саша. — Багратион чуть сгорбился и устало подпер ладонью подбородок. — И… спасибо тебе. От государыни Императрицы — и от меня лично.

Странно, но я поймал себя на мысли, что слышать подобное мне приятно. И оно, пожалуй, стоило и бессонной ночи, и побега в самоволку, и даже потери весьма ценного «боевого трофея». Уже скоро мне предстоит еще одна непростая беседа — на этот раз с дедом. Но эту можно считать завершенной.

Или нет?

Багратион обладал выдающимся Даром. В каком-то смысле — феноменальным: мало кто даже из самой родовитой аристократии успевал разменять второй магический класс к неполным сорока пяти годам.

Но даже это не позволило бы ему сделать столь головокружительную карьеру. Главу Третьего отделения от всех прочих Одаренных отличало еще и сверхчеловеческое чутье, которое невозможно было бы объяснить никакой магией.

Голос Багратиона снова зазвучал в полумраке кабинета, когда я уже готов был взяться за дверную ручку.

— Саша… Ты ведь рассказал мне не все, так?

Раскусил. Прямо как я — Воронцову.

— Вполне возможно. — Я все-таки заставил себя обернуться. — Но позвольте напомнить вашей светлости, что я не служу в Третьем отделении. И честь дворянина не позволяет мне…

— Порой честь одного дворянина обходится слишком дорого целой стране, — вздохнул Багратион. — Я не сомневаюсь ни в твоей порядочности, ни в благоразумии — но кое-что ты можешь попросту недооценивать. Даже меленькая деталь… Ты точно больше ничего не хочешь мне сказать?

Глаза Багратиона тускло блеснули в полумраке — и на мгновение показалось, что сейчас он попросту вскроет мне черепушку, чтобы силой выковырять все то, что я не пожелал рассказать по своей воле… но секунда шла за секундой, а ничего так и не происходило.

— Нет, ваша светлость, — тихо ответил я. — Больше ничего.

Глава 18

— Эй, княже, не спи!

Богдан без особого стеснения зарядил мне локтем по ребрам — и, можно сказать, спас от позорного приземления лицом в пюре. Уже основательно остывшее — похоже, я просидел в полуобморочном состоянии чуть дольше, чем казалось.

А вроде только моргнул…

Молодой растущий организм честно справился со всеми ночными приключениями и даже притащился обратно через тайное окно на кухне вовремя. В смысле — не только до побудки, но даже до того, как начало светать. И все же полутора часов сна было слишком мало — и природа стремилась взять свое. Умывание, зарядка и даже завтрак дались относительно легко, но уже на первом же классе начались проблемы. Я бессовестно вырубался чуть ли не на глазах у Мамы и Папы, и Богдану с Чингачгуком приходилось чуть ли не поддерживать меня под руки. От пары нарядов вне очереди меня спасло только чудо.

И вот я кое-как дожил до обеда.

— Твою же ж… — простонал я, поднимая со стола выпавшую из пальцев вилку. — И долго я так?

— Минут десять. — Богдан хихикнул и крутанулся на лавке, чтобы посмотреть куда-то мне за спину. — Силы зла уже решили, что наш славный командир смертельно ранен. У-у-у, лыбятся, гады…

Я тоже кое-как оглянулся, и тут же наткнулся взглядом на Куракинскую свиту. Родственник заговорщика-генерала сидел в окружении примерно дюжины прихлебателей и вместо того, чтобы уделять должное обеду, изображал презабавнейшую сцену: сначала картинно закрывал глаза, потом начинал клевать носом — а потом вдруг повалился вперед, едва на ткнувшись неуставной белобрысой челочкой в тарелку. Актерские таланты его светлости оставляли желать лучшего, но публика с готовностью заржала.

Хорошо хоть пальцами не показывали.