Юнкер

— Сильных Одаренных. — Мама и Папа кивнул. — По-настоящему сильных. Тех, кто способен в одиночку переломить ход боя. И со временем индивидуальное мастерство и магический потенциал будут лишь утрачивать свое значение… В конце концов, инженерная мысль не стоит на месте.

Да уж. Чего стоит одна только «глушилка», способная уравнять шансы бездаря и мага уровня Багратиона.

— Оружие становится все более и более совершенным. — Мама и Папа протянул руку и отобрал у одного из наших «трехлинейку». — Не так давно поворотно-скользящий затвор был образцом передовых технологий. А сегодня американцы уже вовсю делают и ставят на вооружение самозарядные карабины.

— А мы? — Богдан шагнул вперед. — У нас что-нибудь… разрабатывают?

— Безусловно, — отчеканил Мама и Папа. — Магия родов — надежный щит Империи. Но современная армия не может обойтись без современного оружия. Каждый год ее величество тратит миллионы рублей на оборонную промышленность.

— Магия, генералы… — Богдан уперся прикладом в землю и буквально повис на винтовке. — А с другой стороны — дирижабли, броневики, передовые технологии… Зачем тогда вообще нужен обычный солдат?

— Пехота — царица полей… Знаешь, почему нас так называют? — Мама и Папа сурово посмотрел на Богдана и, не дождавшись ответа, продолжил: — Потому что ни одна военная операция в принципе невозможна без сухопутных сил. Ты можешь сбросить на укрепления противника бомбы с дирижабля. Можешь разнести огнем артиллерии или магией. Но захваченной территория считается только в одном-единственном случае: когда туда вступает самая обычная пехота. С самыми обычными винтовками.

Мама и Папа говорил уверенно и изящно — будто читал по бумажке. Наверное, первокурсники каждый год донимали его подобными вопросами, и ротный уже успел выучить правильные ответы наизусть.

— Таким образом, — закончил он, — основой Российской Императорской армии всегда был, есть и остается человек. Простой солдат или командир. Который — уж ты мне поверь, юнкер Бецкий — порой куда важнее и родовой магии, и самого продвинутого вооружения.

— Как генерал Куракин?

От неожиданности я едва не подпрыгнул. Чингачгук вообще нечасто говорил — а уж что-то такое я слышал от него, пожалуй, впервые. Но «красного» юнкера, похоже, всерьез заинтересовала личность легендарного генерала.

— Это ты с чего вдруг спросил?

Мама и Папа поморщился, будто его вдруг накрыл приступ зубной боли. Не знаю, часто ли будущие офицеры хотели узнать что-то подобное, но на этот раз готового и красивого ответа у ротного явно не имелось.

— Да так. — Чингачгук неопределенно пожал плечами. — Всякое рассказывают… ваше высокоблагородие.

— Всякое, — вздохнул Мама и Папа. — Тебя что-то конкретное интересует?

— Правда, что в двадцать пятом году Куракин чуть не дошел прямо до Стамбула?

— Нет… Конечно же, нет. Все-таки официально война так и не была объявлена. — Мама и Папа поморщился и полез рукой под плащ-палатку — кажется, за папиросами. — Османы нарушили границу, стянули войска. Куракин встретил чуть ли не целую армию, имея меньше четырех тысяч человек и два десятка единиц полковой артиллерии. И не только удержал позицию, но и перешел в наступление. А когда получил подкрепление — занял плацдарм у побережья. Сотни километров, которые тогда еще считались спорными.

— А потом? — тихо спросил Богдан.

— Потом из столицы пришел приказ отступать. — Мама и Папа пожал плечами. — И Куракин его проигнорировал. Из-за ошибок османских генералов в его руки попала не только удобная позиция, но и несколько батарей со снарядами… Английские пушки — тогда чуть ли не лучшие в мире.

— Я бы тоже не отступил! — Богдан сердито стукнул прикладом о землю. — Тогда ведь можно было выиграть войну… Сколько там вообще оставалось до Стамбула? Километров сто?

— Чуть больше трехсот. — Мама и Папа улыбнулся одними уголками губ. — Но Россия войну так и не объявила. Куракина арестовали и освободили от командования… конечно же.

— Его судили? — спросил Чингачгук.

— Нет. Суда не было. Солдаты настолько любили своего командира, что в штабе испугались бунта. — Мама и Папа нахмурился — похоже, сообразил, что сболтнул лишнего — но все-таки продолжил: — Куракина разжаловали в капитаны и сослали на север. Там он все-таки дослужился до генерала, но блестящая военная карьера для него закончилась… как вы понимаете.

— А мог бы стать фельдмаршалом… Все равно зря воевали, — проворчал кто-то за спиной. — Тогда все османам вернули — мне дед рассказывал.

— Вернули? — Богдан выпучил глаза. — Да как так то? Правда, ваше высокоблагородие?

— Правда. — Мама и Папа покачал головой. — И после этого в войсках очень долго говорили, что дипломаты из министерства — прошу меня извинить — просрали победу, которую добыли русские штыки.

Да уж. Вот тебе и заговорщик Куракин. Судя по рассказу ротного — личность калибра деда и Багратиона, если не круче. Настоящий командир, герой — и такая незавидная судьба. Неудивительно, что он затаил злобу на целых сорок с лишним лет.

Только при чем здесь моя семья?!