Юнкер

Самого Мишу — к счастью, драгоценный братец сидел ко мне спиной — и его визави. Незнакомый мне худощавый мужчина средних лет склонился над столом и что-то говорил — наверняка шепотом, чтобы никто не услышал. Потянувшись к нему Даром — я не почувствовал ни малейшего отклика. Простолюдин… или наоборот — аристократ такого класса, что без труда мог спрятать силу и от меня, и от Андрея Георгиевича с его пятым магическим.

Нет, скорее — первое. Могучий Одаренный наверняка бы уже сам засек нас обоих — да и выглядел бы, пожалуй, по-другому. Что-то в Мишином собеседнике сразу выдавало мелкую сошку — посыльного, поверенного, какого-нибудь второсортного адвоката или чиновника. Или вовсе курьера — судя по тому, как он бегал глазками по сторонам, жался и вымученно улыбался, явно побаиваясь родовитого аристократа.

Неудивительно, что их встреча оказалась недолгой: незнакомец забрал у Миши чемодан, поклонился, неловко набросил на плечи плащ из видавшей виды кожи, попятился к выходу… снова поклонился — и буквально выбежал наружу.

Андрей Георгиевич коснулся кончиком пальца перстня на левой руке, и я почувствовал вспышку магии. Крохотный импульс — настолько незначительный, что я вряд ли вообще заметил бы его снаружи. Все излишки энергии от работы заковыристого заклятья поглотил металл «Волги» — но до адресаты послание, похоже, получили.

— Он не уйдет далеко. — Андрей Георгиевич отстегнул ремень. — Ребята уже на подходе. Но Миша…

— Это семейное дело, — кивнул я. — Идемте.

Открывая дверь, я еще не знал — ни что говорить, ни что делать. Но с каждым шагом к неказистой двери в пирожковую внутри крепла уверенность — это моя работа. Может, Андрей Георгиевич куда сильнее, авторитетнее и опытнее, пусть он даже связан с нашим родом древней клятвой — он не Горчаков. И не ему судить моего брата. Это могу делать только я… или дед.

Но деда здесь нет.

Когда я толкнул дверь, буквы вывески над головой несколько раз мигнули и зажглись тусклым неровным светом. Заведение готовилось открыться и принять первых посетителей — как и полагалось. Начинался новый день.

Но начинался не слишком-то удачно для Миши.

Кажется, он даже не заметил, как мы подошли. Сидел, вцепившись обеими руками в дымящуюся кружку с чаем и смотрел — в нашу сторону, но как будто сквозь, куда-то вдаль. Может быть, принял нас с Андреем Георгиевичем за случайных прохожих, решивших позавтракать местной выпечкой… или вовсе за пустое место. Куда больше, чем реальный мир, Мишу занимали собственные мысли. Судя по выражению лица, он, наконец, понял, что натворил.

Слишком поздно.

Я поднял руку, останавливая Андрея Георгиевича, и старый безопасник без споров послушался. Чуть отстал и замер у входной двери громадной безмолвной тенью. Прикрыть мне спину — на всякий случай. Не пустить внутрь случайных прохожих — что бы сейчас ни случилось, их это уж точно не касается.

Но в первую очередь потому, что идти к Мише должен был я сам.

Брат к брату.

— Миша… — Я осторожно опустился на стул напротив — тот самый, где только что сидел тот, другой. — Здравствуй.

От моего голоса брат вздрогнул, расплескав чай по столу — и тут же снова застыл, пожирая меня глазами. Он ведь действительно не заметил, как я подошел, и теперь наверняка лихорадочно прокручивал в голове сотни вариантов зараз. Я ведь мог оказаться здесь случайно, загуляв после присяги. Мог назначить встречу с какой-нибудь красоткой незнатного происхождения, мог искать его самого по распоряжению деда, мог…

Нет, не мог. И Миша понял это сразу — даже до того, как заметил у дверей Андрея Георгиевича. Я почувствовал хлестнувший из него «коктейль» эмоций. Недоумение, испуг, злобу — но еще больше прочитал во взгляде. Фамильные Горчаковские глаза — темные, почти черные — на мгновение полыхнули гневом, который тут же сменился тоской. Глухой, беспросветной и настолько пронзительной, что даже у меня защемило где-то внутри. Не у сердца — скорее где-то на уровне желудка.

— Пойдем домой, Миш, — негромко произнес я. — Поговорим.

Из брата будто вынули позвоночник — и еще половину костей в придачу. Плечистая фигура обмякла, растекаясь по стулу. Уж не знаю, о чем он думал сейчас… может, уже представлял, как будет оправдываться перед дедом. Или просто сожалел о содеянном. Или…

Все-таки тренировки с Иваном не прошли даром. Мама и Папа неплохо муштровал роту первокурсников на стрельбище, а основы боевой магии Андрей Георгиевич вколотил в меня еще летом. Но владеть телом, полагаться на реакцию — обычную, человеческую, а не разогнанную Ходом — учил именно «дядька». Не раз и не два я летел на дощатый пол физкультурного зала, сбитый с ног локтем или коленом — а то и вовсе увесистым и твердым прикладом «трехлинейки». И двух месяцев истязаний вполне хватило понять и запомнить: «прилететь» может откуда угодно, когда угодно и как угодно.