Уже оказавшись на некотором расстоянии от дома Мики, Леонард остановился и обернулся.
– Может, правильней было остаться и помочь?
– Сами справятся, – буркнул Нагашима, приостанавливаясь и оборачиваясь. – А тебе что, хочется объяснять его старику, насколько у него сынок шарахнутый, что лезет на верную смерть? Лично я в это ввязываться не собираюсь, – фыркнул он. – Пусть скажет спасибо, что мы его домой доставили, а не там бросили.
– Вдруг он теперь решит, что это мы его, – потер подбородок Коэн.
– Да ну, ерунда, – отмахнулся Кота, хотя эта мысль заставила его поежиться.
– Брось, – отозвался Наир. – Это глупо.
– Сам знаю, – со вздохом изрек Леонард и двинулся вместе со всеми дальше.
– Черт, ну они и устроили, честно, не ожидал, – всё еще прокручивая в голове финальную сцену, усмехнулся Кота. – Сцепились на равных, а Юу ведь куда сильнее него.
– Да, кто бы мог подумать, – хмыкнул Наир. Леонард же не спешил поделиться своим мнением, но выглядел задумчивым, словно что-то его беспокоило.
– А ты че молчишь? – подтолкнул его Нагашима.
– Ребят, а вам не показалось, – медленно начал он, – что Юу… поцеловал его?
– Да ты че? Юу? Хах, нет. А если и было че подобное, так я скорее подумаю, что Юу ему язык его острый намеревался откусить, чтоб болтал им поменьше, – засмеялся Кота. Его смех поддержали и остальные. Так что о своём мимолетном видении парню пришлось забыть, тем более оно было бы в самом деле абсурдным, учитывая то, с какой жаждой крови сцепились эти ребята.
В доме Амане произошла примерно такая же ситуация. Только, в отличие от Мики, Юу сам держался на ногах и его лишь слегка поддерживали друзья, так что о том, что он подрался, он сообщил ахнувшей при их появлении матери сам.
И вот под конец дня оба родителя занимались тем, что обрабатывали и перевязывали своим чадам раны, а после отправляли в постель. Невообразимо волнительный день выдался для двух взрослых людей, дети которых не думали прекращать свою глупую детскую вражду, даже спустя столько лет покоя и тишины.
– Проснулся?
Еще сквозь сон Микаэль ощущает, как нещадно ноет каждая мышца и кость в его теле и раскалывается череп. Попытка развернутся на бок, сопровождалась стоном. Боль в ребрах, по которым вчера хорошенько прошелся Юичиро, сегодня казалась просто убийственной.
– Папа? – едва слышно выдохнул он, оборачиваясь на голос, но спросонья еще не совсем осознавая реальность, в которой наступило утро следующего дня.
– Что же ты делаешь, Мика… – мужчина присаживается на постель к сыну и проводит рукой по взъерошенным после тяжелого сна волосам. Мальчика лихорадило всю ночь, поднялась температура, если бы не раны, он бы метался в постели, однако сегодня его бледное, изнеможенное лицо выглядело не так устрашающе, как накануне, когда оно было покрыто грязью, засохшей кровью и неприглядного вида ссадинами, собственно сверкавшими на белой коже и теперь.
– Что же вы никак не помиритесь, – с легким оттенком укоризны проговорил отец, с жалостью глядя на мальчика. Он не спрашивал его о том, кто нанес ему эти раны, потому как заранее знал ответ. Вчерашний вопрос парням был скорее инстинктивным.
– Как ты себя чувствуешь? Встать сможешь?
Вместо ответа, Микаэль пробует приподняться. Руки дрожат, напряжение приносит дополнительные крайне неприятные ощущения; с большим трудом, но ему удается привстать и занять сидячее положение, но тупая боль во всем теле так сковывает, что он ложится обратно и отводит угрюмый взгляд от пристального взора отца, следящего за каждым его движением.
– Полагаю, тебе сейчас не до этого, но ты помнишь, какой сегодня день?
Мика обреченно закрывает глаза и медленно кивает. Как такое забудешь? Даже когда тебе кажется, что твое тело умирает в мучительных конвульсиях, но ты при этом каким-то чудом остаешься жив, не забыть, что сегодня наступает тот самый день, когда тебя снова заменят на постороннего человека.
Он зажмуривается, сжимая край подушки. Уж лучше бы Юу добил его вчера, приложив о камень, задушив или ударив так, что разорвались бы внутренние органы, чем сегодня нужно будет принимать эту женщину и ее сына, раскланиваться и распинаться перед обоими.
Не только тело, но и душу рвет на куски всепоглощающая боль.
«Юу, мерзавец, почему ты не убил меня тогда? Ненавижу тебя! Ненавижу, ты слышишь?..»
– Мика? – слышит он встревоженный его исказившимся от внутренней боли лицом, голос отца.
– Я в порядке, – открывая глаза и безжизненно глядя перед собой, тихо проговаривает Шиндо.
– Полежи, я пока приготовлю завтрак, – мягко говорит отец. Когда он уходит и Мика остается один, то предпринимает еще одну попытку встать с постели. Тело ужасно ноет, но перебороть боль удается. Держась рукой за ушибленное место на ребрах, Микаэль, чуть прихрамывая, держась за стенку, кое-как добирается до ванной. Внизу слышно характерное шкварчание, и ароматный запах бекона быстро наполняет комнаты. Правда аппетита совершенно нет.
Спуститься вниз представляется пока тяжеловатой задачей и Мика не уверен, что сейчас ему это удастся, а посему возвращается к себе и снова ложится в постель.