Юноша

Однажды Нина по привычке слезла с трамвая на старой остановке и побежала. Только у ворот вспомнила, что уж больше здесь не живет. Все-таки поднялась на десятый этаж и позвонила. Ей открыл дверь Володя. Он встретил ее сухо. У него сидели Дмитрий Синеоков и Женя Фитингоф. Нина с удовольствием отметила, что на стене в комнате Владыкина висит ее фотография… Она прошла в свою комнату, где теперь жил Пингвин. Комната глянула на нее чужой, непонятной жизнью. Пингвин перенес сюда «уголок военного коммунизма» и мышиный запах старинных книг.

Нину не веселил ни «уголок», ни Пингвин.

— Эта роскошная небрежная позиция ироничности, по сути, ни к чему не обязывает. Пошла, реакционна, а главное — чрезвычайно легка, — говорила она Мише.

Михаил соглашался. Он во всем с ней соглашался. Он думал, что красивей Нины нет на свете, что умней Нины нет на свете. Нина — это та, о которой он давно мечтал. «С ней можно говорить обо всем. Она все понимает… В ней так много нежности. Ее глаза, как у ребенка, — свежие и ясные. Нина — это небо. Нина — это жизнь. Нина — это утро. Я без Нины жить не могу. С Ниной умирать не страшно».

— Нина, я в вас влюблен. Я без вас жить не могу.

— Милый мой, вы романтик. И не так уж я красива, и не так уж я умна. Я старше вас. Дурнею с каждым днем.

— Моложе вас нет на свете… Лучше вас нет на свете… Я недостоин вас, но я вас так люблю… Будем жить вместе?

— Вы просите моей руки? Вы делаете мне официальное предложение? — спрашивала Нина улыбаясь.

— Нельзя так шутить, — обижался Миша. — Честное слово, я без вас жить не могу… Вас никто так не будет любить, как я.

— Вы слабый, — отвечала на это серьезно Нина. — И я еще недостаточно сильна… Мы с вами завязнем. В вас много черт, которые мне симпатичны, но вы совсем незащищенный… Во мне тоже это есть. Во мне, к сожалению, еще многое претворяется не в деятельную энергию, а во внутренние страдания, — говорила Нина, выделяя слово «страдания». — Отсюда и поиски сильного человека.

— Вот я и буду этот человек в шляпе с пером. Или нет никаких надежд? — спрашивал Миша, жалобно улыбаясь.

Он рассказывал Нине все то, о чем много думал в доме своих родителей. Он говорил, как о реальном, обо всем том, о чем мечтал, вглядываясь в темноту, где за окном шумел больничный сад и мелькали огни в палатах параноиков и шизофреников. Он говорил о силе, о могуществе, о славе…

Заметив в журнале статью «О современной живописи», где была такая фраза: «Лучшие наши художники — Владыкин, Грюнзайт, Клевко и др.», — Нина спросила:

— В «др.» это вы, Миша?

— Я не буду в «др.», — с нескрываемым честолюбием громко заявил Миша. — Не пройдет и года, как я буду впереди всех. Вот вы увидите.

— Ну что я увижу? Петушок! Неказистый петушок. Как вас мама называла в детстве? Клоунчик… Ну не обижайтесь… Не надо так жалобно на меня смотреть… Он сейчас заплачет. Он не главный.

— Я буду главный.

Владыкин много раз приходил к Нине, пьяный и трезвый, и звал ее вернуться. Он писал ей трогательные письма, где было бесконечно много «А помнишь Ниночка? А помнишь?..» Вдруг ночью звонил по телефону. Говорил, что он погибает, что сопьется и что в этом она виновата. Нина его жалела, но, вспомнив предательство Владыкина, твердо решила никогда к нему не возвращаться. Всякий раз, когда Владыкин приходил к Нине, он у нее заставал Мишу… Он теперь с презрением и ненавистью смотрел на Михаила.

Мишу часто можно было встретить с Ниной. И Синеоков, и Женя Фитингоф, и Борис считали, что Колче находится под влиянием Нины. Миша холодно и враждебно здоровался с ними… Иногда Миша ездил к Нине в фабзавуч. Его удивляло, что ее называли «Нина Валерьяновна», хотя она и там была такая же задумчивая, простая, как дома. Только дома она выглядела более усталой и более медлительной…

Из всех Мишиных картин Нине больше всего понравилась «Первый звонок»… Картина была еще не совсем готова, но Нине он ее показал.

— На эту картину можно долго смотреть, — говорила она, — совсем не надоедает. Очень талантливо, Миша. Ведущая идея во всех деталях подчеркнута. Это очень правильно, Миша. Руки… Замечательно сделаны руки Свердлова, и они резко отличаются от рук председателя.

— Я этого хотел. Я над этим думал, — заметил Миша, дрожа от счастья, что картина понравилась Нине.

— Отчего вы дрожите? — спросила она.

— Это всегда, когда меня хвалят… Но когда вы хвалите, так это счастье! У меня, видите, слезы… И послушайте сердце… Слышите, как стучит? Я теперь работаю и думаю только о том, — лишь бы вам понравилось… После этой картины я буду работать по-иному. Я вижу все иначе! Я теперь буду так работать, чтоб вас потрясло. Чтобы вы так же волновались, как я, когда вижу вас… Я буду писать и думать — лишь бы вам понравилось.

— Вот это вы зря. Это очень мало, если только мне понравится.

— Мало! Для меня это все!..