Юность, 1973 № 02

Сметанин почувствовал жалость к этому полузнакомому парню, он хотел ему сказать что-то, но не знал, что… Сергей зажег спичку, поднес к сигарете, которую Панкратов крепко держал в зубах. Панкратов глубоко затянулся горьким дымом дешёвой сигареты. И вместе с его вздохом и взглядом, которым он посмотрел на Сметанина, Сергей перестал ощущать тоску от мысли, что все в мире кончается.

3

Оружие чистили без гимнастерок. В белых нательных рубахах, засучив рукава, стояли у длинных столов с бортами, в которых были прорези для автоматов. Около каждого лежали принадлежности для чистки и ветошь.

Работа шла неспешно. После нескольких часов на зимнем воздухе, после обеда, в тепле клонило ко сну.

Рядом со Сметаниным чистил автомат Маков, одногодок Золотова. Все части разобранного автомата аккуратно лежали перед ним на белой тряпочке.

Сверх масленок, протирки и ершика, отвертки с выколоткой, которые были у каждого, у него имелись всяческие деревянные инструменты для удобства чистки.

— Автомат ухода требует, вроде скотины… — медленно поучал Маков Сметанина. — Тут главное — не запускать. Запустил — хана, не дочистишься!.. Увидел на металле пятнышко, сейчас бери резинку — почисть, не сделаешь — после ржа… Ты как из магазина пружину вытаскиваешь?.. Гляди, глаз кому вышибешь… Дай-ка…

Сметанин смотрел, как Маков взял в свои короткие пальцы плоский рожок автоматного магазина, тихонько нажал на кнопку, продвинул крышку. Пружина медленно выползла ему на ладонь.

Это была простая работа, внимание к деталям которой давало возможность не задумываться о прошлом, о будущем…

Усвоение нехитрых навыков обращения с автоматом, само прикосновение к его деталям, запах промасленной ветоши, поучающий голос Макова — всё успокаивало, делало жизнь прочной.

Рядом у Ярцева от неправильного движения пружина вырзалась, дзвинькнула, отлетая в сторону.

— Гляди, что делаешь! — Золотов отошел в сторону. — Москвичи называются!..

Ярцев покраснел.

Сметанин посмотрел на Золотова.

«Маков тоже служит третий год, но ведь не орёт на каждого… А этот Ноздрев какой-то…»

— Чего уставился? Чисть, чисть оружие…

«Ноздрев…»

Ярцев нагнулся за пружиной, вправил её в рожок, закрыл его, затем проделал все сначала; пружина вылезла наружу с той же покорностью, что и у Макова.

4

— Класс взвода был небольшой, светлый и о теплый. Около двери прибита гладкооструганная доска с крючками вешалок; на них, заправленные аккуратно, будто одно целое, серые шинели, поверх шинелей светло-зеленые бушлаты. От дверей по низу стены в обе стороны — закрытые стеллажи, в них рации, телефоны, телефонные катушки с туго намотанными проводами, инструменты и прочее оборудование связистов, нужное и ненужное. Примерно раз в три месяца над «прочим оборудованием» нависала угроза: сам комбат, подполковник Мишин, производил ревизию стеллажам, выбрасывая все, что ему казалось лишним. После этого происходил новый этап накопления, который кончался так же плачевно.

— Даем точку! — Иванов встал из-за преподавательского стола. — Еще раз глянули на плакат; кисть руки должна быть свободной… Рядовой Андреев, не напрягай… не напрягайте руку… Развод ключей у всех нормальный? Начали… И, раз… и раз… и раз… Правая рука Сметанина держала телеграфный ключ; по команде Иванова он резко встряхивал кистью.

«Кажется, я никогда не выучусь… Превращать человеческие слова в туканье… Язык дятлов…»

Он вспомнил, как ещё в детском саду летом услышал на опушке леса дятла и подкрался к сосне, которую тот долбил. Птицы не было видно; он приложил щеку и ухо к теплой смолянистой коре ствола; внутри словно стучало сердце: «Тук, тук, тук…» И он тогда подумал, что дятел сидит внутри дерева.

— Рядовой Сметанин, вы что даёте?

— Я! — Сметанин встал.

— Все дают точку… Вам что, медведь на ухо наступил?

— Никак нет… Но абсолютного слуха не имею…

— Ваньку валять нечего. Не хотите во взводе связи служить, хотите в роту, так и скажите: хочу-де в роту…

— Буду служить, где прикажут!

— Садитесь!

— Товарищ сержант, разрешите вопрос? — поднял руку Расул.

— Пожалуйста.

— Почему ротой пугаете? Почему рота плохо?

Всюду служба…

— Гордость должна быть, раз ты связист… Нету гордости, связист разгильдяем будет… Нам разгильдяев не надо… Садитесь. Продолжаем…

5

Сергей Сметанин давал мало клятв в своей жизни, и только раз — на людях, когда его в третьем классе принимали в пионеры. От этого события осталось чувство неловкости; на торжественной линейке надо было подойти к знамени, затем произнести слоаа пионерской клятвы и после этого встать на одно колено и поцеловать знамя. Выйдя по скользкому паркету в пустоту середины актового зала, он быстро отговорил текст, стараясь не смотреть на два ряда мальчиков в белых рубашках. Перед вишнёвым полотнищем знамени с золотом букв и светлыми яркими портретами Ленина и Сталина он растерялся; забыв, на какое колено надо опускаться, на левое или на правое, опустился на оба и услышал смех ребят и смех пионера, который держал знамя. От этого сдержанного смеха он почувствовал себя навек несчастным, даже повзрослев, вспоминал об этом, краснея…