Он долго задумчиво смотрит на строчки: о чем это стихотворение? О ребенке, отвечаю я, мертворожденном. Он спрашивает, случилось ли это со мной, и я отвечаю: нет. Черт меня побери, произносит он и рассматривает меня с большим интересом. Нина танцует с парнем и поощрительно подмигивает мне, когда они проносятся мимо нашего стола. Она имеет в виду, что нужно пользоваться случаем, и я пользуюсь, но на свой лад. Альберт ловит мой взгляд. Ваша подруга, говорит он, потрясающе красивая. Да, отвечаю я и думаю, что он предпочел бы ее, а не меня. Но эта сторона вопроса мне безразлична. Может быть, вы знаете, настойчиво спрашиваю я, куда отправить такое стихотворение, чтобы его напечатали? О да, отвечает он, будто я спросила о чем-то совсем обыденном. Вы знаете журнал «Дикая пшеница»? Я не знаю, и он объясняет, что это место, где никому не известные молодые люди могут опубликовать свои стихи или иллюстрации. Им руководит Вигго Ф. Мёллер, и Альберт записывает имя и адрес на другой салфетке. Я недавно был у него, говорит он так спокойно, что ясно: его переполняет гордость. Вигго Ф. Мёллер очень приятный и хорошо разбирается в молодом искусстве. Я осторожно спрашиваю, пишет ли и мой собеседник, и он так же спокойно отвечает, что в свое свободное время создал несколько строф и часть из них опубликовали в «Дикой пшенице». От этого известия я теряю дар речи. Я сижу рядом с поэтом. Об этом я даже мечтать не смела. Когда Нина возвращается, я по-прежнему молчу. Она поднимает свои красивые брови и думает, должно быть, что дело между мной и Альбертом дальше не продвинулось. В «Гейдельберге» я отдал свое сердце паре волшебных глаз…[21] Все встают и поют, покачивая наполненными пивными кружками. Альберт тоже поднимается и неожиданно всем телом выказывает явное нетерпение. Я следую за его взглядом и замечаю хрупкую молодую девушку на другой стороне зала: она сидит одна, с серьезным видом. Когда музыканты начинают, Альберт оплачивает счет, немного неловко раскланивается и приглашает серьезную девушку на танец. Сама виновата, бросает Нина раздраженно, он был очень красивым. Но на самом деле мне всё равно. Я ухватилась за край мира, который давно ищу, и отпускать его не собираюсь. Прячу салфетку в сумку и загадочно улыбаюсь подруге. Мне нужно идти домой печатать, говорю я. Только бы ведьма не проснулась. Из огня да в полымя, замечает Нина, хозяйка ничуть не лучше твоей матери. Я добираюсь до гардероба и забираю пальто. Домой иду пешком, хотя на улице очень холодно, но я чувствую себя такой счастливой. Имя и адрес — и сколько долгих лет потребовалось. Но, может быть, и этого недостаточно. Может быть, этот мужчина не захочет публиковать мои стихи. Может быть, он умрет, прежде чем они доберутся до него. Может быть, он уже умер. Нужно было спросить Альберта, сколько лет Вигго Ф. Мёллеру. Я прокручиваю имя в голове: что бы значило это Ф.? Франц? Фредерик? Финн? Что, если мое письмо никогда не дойдет до него, затеряется на почте? Что, если Альберт дал мне совершенно неправильное имя и навешал лапши на уши? Некоторым людям подобное кажется таким забавным. Тем не менее глубоко внутри я верю, что всё получится. Уже два часа ночи, когда я прокрадываюсь в свою комнату. Сворачиваю покрывало с дивана несколько раз и подсовываю его под машинку, чтобы смягчить ее стук, затем выбираю три стихотворения, которые и отправляю вместе с коротким, официальным письмом — пусть не думают, что для меня это очень важно. «Херре редактору Вигго Ф. Мёллеру», пишу я. «С этим письмом я направляю Вам три стихотворения с надеждой, что Вы опубликуете их в своем журнале „Дикая пшеница“. С почтением и уважением, Т. Д.». Мчусь к ближайшему почтовому ящику и проверяю, когда его опустошат. Я хочу высчитать, когда письмо окажется у редактора и когда придет ответ. Перед сном завожу будильник. Сверху на одеяло кладу всю одежду, что у меня есть, но всё равно, прежде чем заснуть, долго трясусь от холода.
17