Юность Бабы-Яги

Вета увязалась в тот день с ними, потому что был выходной, делать все равно было нечего, уроки на понедельник приготовлены, а главное – что с Герасимом, который давно нравился. С 13 лет нравился и к тому же она знала, что он ей не отец родной, а отчим, а, значит, впоследствии все возможно. И то, что возможно, – будет не инцест. Вета этого слова пока не знает, но зато знает от подруг, что даже запретное кровосмешение некоторых, наиболее отважных, совсем не останавливает. Проблема «запретного плода» уже тогда сильно занимала девочку, и Герасим тоже был своего рода запретный плод, но все же не до такой степени, как родной отец. В общем, рано созревала девушка. И ее подруги тоже; поскольку информационное поле было унавожено чем попало и доступно всем, а особенно – любознательным детям.

Виолетта смирно сидела и смотрела по видаку «Граф Монте-Кристо» отечественной выделки, такой же, как и «Саламандер» армянского розлива. В дверь позвонили, затем в квартиру вошел стройный человек с молодым лицом и седыми висками, в белой рубашке без пиджака и галстуке с дерзкой расцветкой. Он улыбнулся, показав Вете все те же золотые зубы, что и у Гамлета, только они у него были не сплошь золотыми, а размещались в улыбке с неравными промежутками – белый, золотой, два белых, опять золотой и т. д. Аккуратно сняв черные ботинки у входа и оказавшись в ослепительно белых носках, он пошел по диагонали через всю комнату прежде всего к даме, знакомиться. Приветливо улыбнулся еще раз всем золотом своих зубов, протянул руку и представился – «Ромео». Примерной девочке Виолетте с немалым трудом удалось произнести в ответ свое имя, но, боясь показаться невежливой, она сделала реверанс и, опустив глаза, в которых плясал смех, тоже отрекомендовалась – «Виолетта».

– Можно просто Вета, – добавила она скромно и укоризненно глянула на дядю Гамлета: мол, предупреждать же надо.

Весельчак Гамлет, с нетерпением ждавший эпизода знакомства, фантасмагорически ржал в это время, наполняя комнату отраженным от своих челюстей светом. Ну что поделать, если некоторые родители при выборе имен для детей черпают вдохновение в опереттах или пьесах Шекспира! Вот так и вышло, что, беспардонно компрометируя классику, повстречались на одном пятачке школьница Виолетта, питавшая порочную слабость к отчиму, с двумя героями – Гамлетом и Ромео, собиравшимися торговать в Москве левой обувью из Армении.

Спустя много лет Виолетте аукнется эта Армения, но нам до этого периода еще далеко. Однако отметим, что символично было в ранней юности повстречаться именно с армянскими мужчинами, да еще с такими смелыми и романтичными именами.

Герасим же Петрович выгодно отличался в ту пору в глазах растущей девочки – изысканной простотой в имени, одежде и манере поведения. Виолетта жалела, что носит не его фамилию – Савицкий, ведь он же ее удочерил, но они оба договорились не обижать мать, поэтому Вета несла свою, как тяжелый крест, когда приходилось время от времени ее с отвращением вспоминать. От слов в школе «Жмыхова, к доске», ее тошнило, но она к Герасиму Петровичу не только питала сердечную склонность, но и уважала, и его мнение относительно фамилии игнорировать не могла. Герасим Петрович был скромным, умным и, по мнению Виолетты, – чрезвычайно красивым. Кроме того, он обладал чувством юмора, которое иногда больно ранило Виолетту. Особенно в тех случаях, когда он подшучивал, да к тому же в присутствии матери, – над растущим в девочке женским естеством. Иногда даже слишком удачно подшучивал, попадая в то, что Вета хотела бы изо всех сил спрятать; то, в чем она сама боялась себе признаться.

«Ну ничего, – думала в таких случаях Вета, нескрываемо краснея, – ничего, еще годик-другой, и я тебе покажу, какая я ‘маленькая девочка’. Вот тогда ты у меня пошутишь!»

Феноменальное впоследствии женское чутье – уже теперь кое-что подсказывало. Например то, что предмет застенчив, что Герасим своими шутками прикрывает простое смущение перед девочкой, которая слишком быстро взрослеет, становится красивой и, страшно подумать, – желанной. Он в глубине души ужасно боится того, что она ему начинает нравиться не как приемная дочь, а совсем-совсем по-другому. Вета чувствовала, что он сам стесняется ее, а его шутки – довольно прозрачная завеса над рождающейся неловкостью в их отношениях. Мощная интуиция в почти ребенке иногда встречается, а в нашем случае она имеет разумное обоснование, и в этом мы скоро убедимся. И, значит, отроковица Виолетта, благодаря своей интуиции была почти уверена, что аристократическая сдержанность Герасима Петровича – лишь форма, а содержание иное. Там Вета угадывала тайную склонность к страстям, грехам и всяческим вожделениям, которые он никогда себе не позволял. То есть, можно было предположить, что Герасим Петрович очень хотел бы предаться разврату, но предаться разврату было не с кем. Ну ничего! Придет время, и она сорвет с него прилипшую маску джентльмена, воспитанного в строгих правилах.