– Давно надо было тебе все рассказать. А уж теперь и подавно.
– Чего подавно?
– Недолго мне осталось, Юрочка.
– Э-э! Ты это брось! Я ж говорю: завтра начну работать у Федора Михайловича, и скоро хлеба у нас будет – куча. Ну, может, не куча, конечно. Но все равно.
– Ты адрес Самариных помнишь?
– Который новый? В Расстанном переулке, у Волкова кладбища? Помню.
– Дай мне слово, что, когда я… умру, вы с Ольгой переберетесь к ним.
– Это еще зачем? – набычился Юрка. – И вообще, перестань ты раньше времени себя…
– А затем, что, если ты действительно будешь ходить на работу, я не хочу, чтобы девочка оставалась одна-одинешенька здесь, в пустой квартире. А там и Люся за ней присмотрит. И на пару с Лёлей всяко повеселее будет. Ты услышал меня?
– Да.
– Дай мне слово, что именно так ты и поступишь.
– Я… я подумаю.
– Без всяких «подумаю»! Я жду!
– Хорошо. Даю. Слово, – нехотя выдавил из себя Юрка.
– Спасибо, – бабушка погладила его по голове. – Кормилец ты наш. А теперь дотянись до картины и сними ее.
– Зачем?
– Делай, что тебе говорят.
Юрка встал на цыпочки и осторожно снял с крюка картину.
– И чего?
– А теперь поводи ладошкой по стене в том месте, где она висела. Только сними варежку, так не нащупаешь.
– Чего не нащупаю?
– Там должен быть небольшой выступ. Такой, знаешь, словно бы камушек из стены торчит.
Если честно, в этот момент у Юрки зародились неприятные подозрения, что на почве голода и изможденности бабушка слегка повредилась рассудком. Тем не менее он продолжил покорно гладить стену.
– Нашел?
– Нет. Хотя, погоди. Во, вроде бы действительно что-то такое.
– Нажми на него. Сильнее.
Юрка что есть силы надавил на нащупанный камушек и…
Рука его, следом за небольшим квадратным кусочком стены, неожиданно поехала, подалась глубоко внутрь.
– ОХ! НИ ФИГА Ж СЕБЕ!
– Юрий! Сколько раз я просила, чтобы ты хотя бы в доме не употреблял дворовых выражений!..
«