Юность без Бога

Полиция обыскала ближайшие окрестности. С большим пристрастием. Искали орудие убийства и хоть какие-нибудь следы. Было установлено, что Н. убили не в этой канаве, а приблизительно в двадцати метрах от нее. Его тащили в канаву, чтобы никто не нашел, и на земле от тела остался след. Нашли также орудие убийства, острый камень со следами крови. Еще нашли карандаш и компас.

Врач констатировал, что камень бросили в голову Н. с небольшого расстояния и с очень большой силой. Причем по-предательски, сзади.

Преступлению предшествовала ожесточенная борьба: куртка на Н. была порвана. И руки исцарапаны…

Как только комиссия пришла в лагерь, я сразу приметил Ц. Он держался в сторонке.

И у него порвана куртка, и руки тоже исцарапаны — пронеслось в мозгу.

Но говорить об этом я остерегался! Моя куртка была цела, и на руках ни ссадины, но все равно во всем, что случилось, я тоже был виноват!..

Нас допросили.

Как произошло это преступление, никто из нас не знал.

В тот момент, когда следователь спрашивал меня, кого я подозреваю, я опять увидел Бога. Он выходил из палатки Ц. и держал в руке дневник.

Вот он говорит с Р., не спуская при этом с Ц. глаз.

Кажется, малыш Р. Бога не видит, зато, похоже, слышит его хорошо. Его глаза расширяются, как будто он вдруг узрел новую землю.

Следователь повторяет:

— Подозреваете ли вы кого-нибудь?

— Нет.

— Господин следователь, — вдруг вскрикивает Р., — Н. и Ц. все время дрались. Н. прочел у Ц. дневник, и из-за этого Ц. — его смертельный враг, он на самом деле ведет дневник. Дневник лежит в синей жестяной шкатулке.

Все смотрят на Ц.

Он стоит понурив голову, лица не видно. Он бледен, покраснел? Медленно делает шаг вперед, останавливается перед следователем.

Делается очень спокоен.

— Да, — говорит он тихо, — я это сделал.

Он плачет.

Я бросаю взгляд на Бога.

Он улыбается.

Отчего?

И, задав этот вопрос, я перестаю Его видеть. Опять Его нет.

Репортеры

Завтра начинается процесс.

Сижу в кафе, на веранде, листаю газеты. Вечер прохладный, близится осень. Сколько дней подряд газеты пишут о приближающейся сенсации. Одни под заголовками «Дело Н.», другие — «Дело Ц.» Приводят мнения, публикуют репортажи, раскапывают старые дела с участием подростков, толкуют о молодежи, пророчествуют, от сотен переходят к тысячам, исхитряясь, однако ж, каждый раз вернуться к убитому Н. и его убийце, Ц.

Сегодня утром меня навестил корреспондент газеты, взял интервью. Выйдет уже в вечернем выпуске. Разыскиваю этот выпуск. Он меня даже сфотографировал. А, вот мое фото! Хм… узнаю себя с трудом. Хотя на самом деле довольно симпатично. Под снимком подпись: «Что говорит учитель?»

Ну, что я говорю?

Сегодня утром корреспондент посетил в городской гимназии учителя, который этой весной осуществлял общее руководство палаточным лагерем, где и предстояло развернуться роковой трагедии. Учитель говорит, что по-прежнему стоит перед загадкой. Ц. всегда был хорошо успевающим учеником, и он, учитель, никогда не замечал у него каких-либо отклонений, не говоря уже о дефектах характера или преступных наклонностях. Наш корреспондент задал учителю роковой вопрос: не коренятся ли причины подобного деяния в размывании у молодежи моральных ценностей, с чем учитель решительно не согласен. «Сегодняшняя молодежь, — заметил он, — благодаря всеобщему оздоровлению крайне сознательна, готова к самопожертвованию и полна чувства национальной гордости. Это убийство — единичный случай, достойный глубокого сожаления, откат к скверным временам либерального прошлого». Тут прозвонил звонок к окончанию перемены, учитель откланялся и направился в свой класс и дальше взращивать нежные детские души в духе товарищества и любви к Отчизне. Благодарение Богу, случай Ц. — всего лишь исключение, оголтелая вспышка злостного индивидуализма.

Дальше идет интервью с фельдфебелем. Его фото тоже попало в газеты, но так он выглядел, наверное, лет в тридцать. Каков тщеславец!

Ну-с, что говорит фельдфебель?