Юность Екатерины Великой. «В золотой клетке»

Шувалов, немного заикаясь, не скрыл удивления, но Понятовский не выглядел ни испуганным, ни нахальным, несколько смущенным и нелепым в костюме, который больше подошел бы для маскарада – в ушанке и старой потертой солдатской шинели. Но опыт таких дел у графа Шувалова имелся, последствия могли оказаться непредсказуемыми, шум, скандал был неминуем. Только перед ним стоял мужчина, который дал понять: он не признается, что привело его в парк Ораниенбаума. Добиться признания можно, но это пытки, кровь, увечья. Шум при европейских дворах может подняться наисильнейший, а если дело лишь в том, что сей господин всего-то наставил рога? Да пусть и наследнику. Не в первой ведь раз-то! Стоит ли поднимать такой шум?

И Шувалов ответил:

– Вы правы, я позабочусь, чтобы недоразумение не вышло из стен этой комнаты, граф Понятовский, – и вышел.

Час спустя Шувалов вернулся и сообщил, что карета подана и можно ехать в Петергоф.

Два дня прошли в тревоге, Понятовский метался от окна к окну, прислушивался к любому шуму у порога. По лицам окружающих он понял: его опасное, чреватое непостижимыми последствиями, приключение всем известно. И окружающие только делают вид – ничего не произошло. Оставалось ждать – факт был, значит, и наказание неминуемо.

Екатерине о происшествии в парке сообщил Левушка через час, ему повезло: Петр Федорович направился к императрице, велел его сопровождать, вот верный друг и воспользовался моментом, чтобы предупредить. Великая княжна прождала всю ночь, но ни императрица не вызвала, ни супруг не зашел. Утром тот же Левушка Нарышкин прошептал, что Шувалов отпустил Понятовского и, по велению государыни, решено не поднимать никаких разбирательств. Это радовало, это был первый знак уравнивания ее, Екатерины, и наследника в свободе на личную жизнь. А раз так, то необходимо действовать смелее. Беседовать с великим князем напрямую было бессмысленно и неразумно – начнет впадать в ревности, из-за упрямства и чисто мужского самодурства все дело порушить может, значит, нужно зайти с такой стороны, где он не ожидает, а потому и отказать не сможет. Если, в очередной раз, прав в своих подозрениях Бестужев, а он редко ошибается, помощь она сможет найти только у фаворитки государя. Партии Воронцова не выгодно устранение Понятовского – он их человек, он их основной вариант в устранении Екатерины.

Великая княгиня направилась к Елизавете Воронцовой.

С момента появления девочки при дворе, у Екатерины не сложились отношения с этой фрейлиной, в отличие от ее родной сестры – Екатерины, выданной замуж в шестнадцать лет за князя Дашкова. С нею у Екатерины сразу возникла симпатия и дружба. Елизавета же вызывала нечто подобное зубной боли: мелкое недоразумение, а столько хлопот и никак не прекращающихся проблем. Ревновала ли Екатерина фаворитку к мужу? Все попытки великой княжны вернуть расположение Петра Федоровича, которые были в первые годы супружества, разбивались при малейшем намеке. Биться головой об стену и добиваться любви Екатерина считала ниже своего достоинства и совершенно бесполезным для себя – насильно мил не будешь. Нельзя заставить полюбить. Это ей стало понятно, когда чисто платонические, фактически детские отношения перешли, при усиленном продвижении посторонних людей, в близкие. Испытав дважды чувства взрослой, настоящей любви, а с Понятовским и силу страсти, Екатерина поняла, что не сможет противостоять чувствам супруга, если они и были у Петра Федоровича, к Елизавете Воронцовой. Ее семье нужно нечто иное, основанное на их союзе против всех, воплощенное в комнатной гвардии, нужно создавать, для собственной безопасности, дружеские отношения другого уровня – политический и военный союз супругов, где личное отходит на второй план. Естественно, Екатерина понимала, что уже упустила время, потеряв влияние на Петра Федоровича, но положение, в котором она находилась, требовало срочного вмешательства. Почему бы и не использовать предполагаемые связи тайного общества себе на благо? Пусть масоны, которые уже не раз оплатили ее расходы на комнатную гвардию супруга, на сей раз поработают для нее. Она готова была рискнуть и сыграть на женских струнах сердца Елизаветы Воронцовой – вечного страха потерять положение фаворитки.

Дав слово закрыть глаза на внешность фаворитки, которая чрезвычайно раздражала, великая княжна направилась завоевывать первые редуты.

– Мне необходимо переговорить с вами по серьезному для нас обеих делу, – начала Екатерина, едва вошла в комнаты фаворитки, что располагались рядом с покоями великого князя. Даже через стены проникал запах табака, так любимого Петром Федоровичем.

– Да-а, а какое мне дело до ареста вашего любовника, Ваше Высочество? – фаворитка догадалась о причине визита. Когда вошла Екатерина, Елизавета сидела у окна и ела яблоко. Она не поднялась, не сделала реверанс, как требовал этикет от фрейлины. Екатерина проглотила обиду, усмехнулась невежливости и продолжила: