Юность командиров

— Гражданин, тридцатку не разобьешь, брата я провожаю, тридцатку бы!..

Где-то совсем близко, за огоньками стрелок, предупреждающе мощно загудел паровоз; сразу же щелкнуло, захрипело радио, и в этом реве паровоза едва можно было расслышать, что поезд номер пятнадцатый прибывает к первой платформе.

Дроздов с медленно ударяющим сердцем пошел по перрону.

Справа, в коридоре между темными составами, появился желтый глаз фонаря. Он приближался… Розоватый от заката дым струей вырывался из трубы паровоза. Здание вокзала загудело, вздрогнуло. Потом обдало горячей водяной пылью, паровоз с железным грохотом пронесся мимо, и, замедляя бег, замелькали, заскользили перед глазами пыльные зеленые вагоны с открытыми окнами.

«В каком же Вера? — стал с лихорадочной быстротой вспоминать Дроздов, все время наизусть помнивший текст телеграммы, и, тут же поймав взглядом проплывший мимо него вагон № 8, перевел дыхание: — В этом! В восьмом…»

Поезд остановился, и Дроздов начал протискиваться сквозь хаотично хлынувшую по перрону толпу солдат и встречающих, глядя вперед, где появлялись, двигались и мелькали взволнованные, красные лица, и в ту же минуту увидел Веру, даже не поверив, что это она.

Но она выходила из тамбура вагона; осторожно переступая ногами, держась за поручни, она спускалась по ступеням и при этом вглядывалась в кишащую вокруг толпу, как бы заранее улыбаясь. А он, увидев ее, не мог сразу подойти, окликнуть, он будто не узнавал ее: в этом очень узком сером костюме, в ее косах, уложенных на затылке в тугой прическе, в ее недетском красивом лице, в, ее движениях и этой словно приготовленной улыбке было что-то новое, непонятное, взрослое, незнакомое ему раньше. Неужели это она когда-то написала, что относится к нему, как Бекки Тэчер к Тому Сойеру?

— Вера!

Она вскрикнула:

— Толя… Анатолий! — И на мгновенье замолчала, вскинув на него свои светлые, увеличенные глаза с изумлением. — Как ты возмужал!.. И сколько орденов! Здравствуй же, Толя!..

Тогда он, не находя первых слов, не в силах овладеть собой, молча, сильно, порывисто обнял Веру, долго не отпускал ее сомкнутых губ, пока хватило дыхания.

— Толя, подожди, Толя!..

Она оторвалась, откинула голову, и он, увидев на ее лице какое-то жалкое, растерянно-мучительное выражение, выговорил:

— Как ты здесь? Как?..

— Я?.. Проездом! Из Москвы! — Она постаралась оправиться и, точно боясь, что он еще что-то спросит, что-то сделает, сказала поспешно: — Я узнала твой адрес от мамы. Я узнала…

— От кого?

— От твоей мамы. Я заходила к вам перед отъездом.

— Вера, куда ты едешь?

— Далеко, Анатолий… Почти секрет!

— Вера, куда ты едешь? И потом — ты гость, а я встречающий! Могу я быть гостеприимным? Не скажешь — просто не отпущу тебя! Я не буду раздумывать! Я четыре года тебя не видел!

Она носком туфли потрогала камешек на перроне.

— Поздно… Ох, как поздно! — и принужденно нахмурилась. — Надеюсь, ты не оставишь меня без моих чемоданов? Толя, ты опоздал! Я еду в Монголию… Я ведь геолог, Толя…

— В Монголию?! Нет, Вера, пойми, ты останешься на сутки! Сутки — это пустяки! — как в бреду заговорил Дроздов и решительно шагнул к вагону. — Мы должны обо всем поговорить! Так надо! Где твое купе? Ты остановишься в гостинице, а насчет билета я побеспокоюсь.

— Анатолий, подожди! — почти крикнула она и схватила его за руку. — Что ты делаешь? Ты серьезно?

Он взглянул.

— Почему не серьезно? Просто я… Просто я… не знаю, когда еще увижу тебя.

Она с упреком проговорила:

— Ну зачем? Зачем это? Просто ты стал совершенно военным, мой милый…

Она сказала «мой милый», и эти слова больно и странно задели его, казалось, сразу сделали ее недоступной, чужой, опытной.

Ударил первый звонок. Неужели это отправление? Да, видимо, поезд запаздывал: звонок дали раньше времени. Дроздов, еще не понимая и весь сопротивляясь ее словам, спросил:

— То есть как. Вера, «совершенно военный»?

— Помнишь, Толя, ты же все время думал… хотел пойти в геологический. Толя, ведь война кончилась. А ты в армии! Ну, нет, не то я говорю! Совсем не то я говорю!..

— Вера… слушай, мы должны поговорить обо всем, ты останешься на сутки! Я возьму вещи! Где твое купе?

Она остановила его?

— Подожди, не надо! Я не хочу! Я не могу!.. — И, торопясь, будто ища спасения, подошла к площадке вагона и проговорила неестественно зазвеневшим голосом: — Сергей, пожалуйста, спустись и познакомься, это Толя Дроздов…

И Дроздов понял, что свершилось непоправимое.

Высокий, худощавый парень в накинутом на плечи пиджаке, с бледным, напряженным лицом спустился на перрон, неуверенно протянул ему тонкую руку.

— Я вас знаю, — сказал он и тотчас запнулся. — Я учился… в параллельном классе, в пятьсот девятнадцатой школе… Голубев.

Ударил второй звонок.

— Никогда вас не знал! — сам не понимая почему, резко ответил Дроздов и непонимающими глазами посмотрел на Веру. — Кто это?

Она сказала:

— Это Сергей. Мы вместе кончили институт. Сергей Голубев… Разве ты не помнишь его?

Было ли это?..

Да, Вера ехала из Москвы в Монголию. Она кончила институт и теперь инженер-геолог. Он все же не все понял в ту минуту, когда поезд тронулся.