Юность командиров

Близко послышались возле палатки быстрые шаги, голос Бориса произнес за пологом:

— Курсант Брянцев просит разрешения войти!

— Да, войдите.

Он был весь потный после игры в волейбол, гимнастерка прилипла к груди, но тщательно заправлена, ремень туго перетягивал талию. Тотчас в палатке разнесся запах одеколона — маленький плоский трофейный пузырек аккуратный Борис всегда носил в кармане. Отчетливо звякнули шпоры.

— Товарищ капитан, разрешите обратиться?

— Пожалуйста.

— Товарищ капитан, по вашему приказанию курсант Брянцев прибыл!

— Садитесь, курсант Брянцев, — ответил капитан, продолжая читать бумагу. — Вот на ящик.

— Слушаюсь.

Рядом с Алексеем стоял пустой снарядный ящик, и Борис непринужденно сел, не обернувшись, будто не заметив Алексея, а капитан из-за листа бумаги посмотрел на обоих, спросил:

— Вы что такой возбужденный, Брянцев?

— Играл в волейбол, товарищ капитан. — Борис улыбнулся. — Люблю эту игру.

— Хорошо, слышал, играете?

— То есть… говорят, что хорошо…

— Да. И стреляете вы неплохо. Я тут просматривал личные дела, Брянцев, у вас очень хорошая фронтовая характеристика. Подписана командиром взвода Сельским. Вашим лейтенантом. Хороший был командир?

— На мой взгляд, очень хороший.

— Понятно. — Капитан сосредоточенно кивнул, положил бумагу на стол, прикрыл ее рукой.

— Вот что, товарищи курсанты, наличие связи проверено во всей батарее. Оказалось: недосчитывается одной катушки именно в вашем взводе (Чернецов дернулся при этих словах). Так кто же из вас потерял катушку во время стрельб — вы, Дмитриев, или вы, Брянцев? — Капитан помедлил. — Понятно, что оба вы катушку потерять не могли.

Борис подозрительно покосился на Алексея и с тяжелым вздохом поднялся, говоря:

— Разрешите, товарищ капитан? — Он пробежал пальцами по складкам возле ремня и заговорил громче: — Товарищ капитан, я взял с собой ровно четыре катушки. Четвертой хватило точно до вершины холма. Я утверждаю: катушки я не терял и ничего не знаю о ней!

Его голос отдавался в ушах Алексея и казался ему странным своей уверенностью, своей спокойной убедительностью: такой голос не может лгать. Он поднял голову. Борис стоял выпрямившись; огонь ламп холодно мерцал на его начищенных пуговицах, вспыхивал на орденах и медалях, полосой заслонивших его грудь. «Зачем он надел ордена? — невольно подумал Алексей. — Он почему-то надел их сегодня утром».

В тишине тоненько пропел комар, опустился на руку Бориса и начал набухать. Рука была неподвижной.

— Я узнал об этой катушке только после стрельбы, — договорил Борис, и Алексей видел, что комар набухал и набухал на его руке, стал пурпурным.

— Это все? — спросил Мельниченко.

— Больше ничего не могу добавить, — ответил Борис. — Разрешите сесть, товарищ капитан?

Он сел и, только сейчас увидев комара, ударил по нему ладонью; потом брезгливо вытер руку кончиком носового платка.

«Сейчас он вздохнет и будет честными глазами глядеть на капитана. Он хочет показать, что вопросы совсем не волнуют его, что он не понимает, какое отношение имеет ко всему этому. Да он как актер!» — подумал Алексей, и чувство, похожее на злость и неприязнь к Борису, охватило его.

— Старший сержант Дмитриев, — послышался голос Мельниченко. — Объясните, почему у вас не хватило связи? Чья же это, в конце концов, катушка?

Борис, подняв лицо, сощурился. Офицеры смотрели на Алексея: капитан со строгим ожиданием, Чернецов с прежним выражением неуверенности и тревоги. Когда он шел к капитану, у него появилось решение не говорить ничего о Борисе в присутствии офицеров. Просто сказать, что он не может разобраться в этом случае с катушкой, а потом еще раз объясниться с Борисом, в глаза сказать, что он теперь думает о нем, — и на этом закончить все. И сейчас, глядя на удивленно-честное лицо Бориса, он встал и увидел, как глаза его, чуть сощурясь, улыбались в пространство.

— Я скажу то, что знаю. Связи у меня не хватило. Мы обходили болото перед самым холмом и сделали крюк. Я запаздывал с открытием огня, но на холме я увидел Брянцева и попросил у него кабель, чтобы проложить связь до энпэ. У меня не хватало двухсот пятидесяти метров. Брянцев сказал, что кабеля у него нет, что у пего кончается связь.

Он умолк. Молчание длилось с минуту, и непроницаемое лицо Бориса стало влажным, точно обдало его паром, но прищуренные глаза старались по-прежнему улыбаться в пространство.

— …Вот и все, что я знаю.

Борис проговорил громким голосом:

— В этом-то и дело, что у меня тоже кончалась связь.

— Да, наверно, — сказал Алексей. — Может быть. Я попросил у тебя связь и видел, как ты бежал через кусты к энпэ, потому что надо было открывать огонь. Глупо, конечно, было бы мне оставлять свою катушку в кустах и просить у тебя связь.

— Вы думаете, что это катушка Брянцева? — спросил Чернецов, пунцово покраснев.

— Я не могу ответить на этот вопрос. — Алексей махнул рукой. — То, что я могу предполагать, не доказательство.

— Это уже ложь! — отчетливо-убежденно проговорил Борис. — Что это за клеветнические намеки, Дмитриев?

— Я не думал говорить намеками.