Юность кудесника

– Значит, всё-таки венец? – обречённо спросил клиент.

Портнягин насторожился.

– И ещё какой… – вздохнул старый чародей.

– Но снять-то – можно?

– Да можно… Всё можно… Дело, правда, непростое, прямо тебе скажу, недешёвое… Так что прикинь, подумай. Только не тяни, слышь! В твоём возрасте лучше это надолго не откладывать… Будь ласков, Глебушка, проводи…

Из прихожей Портнягин вернулся, клокоча.

– Опять наколол? – обратился он вне себя к Ефрему. – С венцом безбрачия… Ничего себе редкое явление! Это, что ли, мне по новой на диету садиться, пеший перекрёсток искать?

– Раз венец, значит обязательно безбрачия? – хмыкнул тот.

– А какой ещё?

– Венцов, Глебушка, – снисходительно пояснил колдун, – в нашем деле столько, что вешалки не хватит. Вот, скажем, венец честности…

– Эх, ничего себе! – ужаснулся Портнягин. – Даже и такое бывает?

– А ты думал! Знаешь, как люди маются? Ходит дурак дураком, пальцем на него показывают, обидные слова на заборах пишут. Лох, дескать… А он-то, может быть, и не виноват ни в чём. Порченый! Либо венец честности на нём, либо венец порядочности…

– Так это ж одно и то же!

– А вот не скажи, не скажи… Бывает, что и непорядочный, а честный.

– То есть как?

– А так, что сам честно признаётся: грешен-де, непорядочен. Словом, заруби, Глебушка, на носу: разные это порчи. Разные… И убираются они тоже по-разному.

– Например? – жадно спросил Глеб.

– Если, скажем, венец честности, как у этого Коли, инкассатора… ну, которого ты сейчас проводил… там чепуха: заказываешь ему на часочек сауну, причём так подгадываешь, чтобы и до него, и после него криминалитет купался… Наговариваешь воду в трёх бассейнах. Помылся порченый в каждом по очереди – пускай оботрётся новым полотенцем. А полотенце это надо отнести за город и бросить на лох серебристый… Ну, знаешь, деревцо такое кустистое… полынного цвета…

– Знаю, – сказал Глеб. – Воду как наговаривать?

– Обыкновенно. «Божья вода Вован, кликуха моя Колян. Лоха с себя смываю, крутой прикид надеваю. Ключ и замок».

– А венец порядочности?

– Ну, там малость посложнее. Улику нужно какую-никакую у следствия уворовать. Или там с ментами договориться, чтобы продали… Небольшую, желательно.

– Это просто, – заверил Глеб. – Дальше!

– Улику растереть в порошок – и пускай порченый его семь дней в вино себе подсыпает. Лучше в кагор. А наговор такой: «Пётр соборовался, народ собрался; глядят и ждут, когда понятые придут. Приведи, Пётр, и мне мою долю. Аминь. Аминь. Аминь».

– Поститься надо?

– Не обязательно. Обычно и так выходит. Правда там другая закавыка: вещдок могут и подложный продать, с них станется. Пьёт-пьёт клиент кагор с порошком, а порча как была – так и есть. Поэтому, когда покупаешь, гляди на энергетику. Да и это тоже не всегда помогает. Какую вещь из ментовки ни возьми – любая отрицательно заряжена… Поди разбери…

К сожалению, беседа их была прервана на самом интересном месте. Кто-то деликатно постучал во входную дверь, затем осторожно её приоткрыл и не менее деликатно осведомился:

– Можно?

– Можно, можно… – ворчливо откликнулся старый колдун.

В дверном проёме прихожей показался долговязый детина с беспощадной челюстью и умоляющими о пощаде глазами.

– Вы Ефрем Нехорошев?

– Да вроде бы… Садись, мил человек…

Потёртое гостевое кресло оказалось для гостя маловато. Верзила поёрзал, не зная, куда деть колени и локти.

– Помогите! – бросив конечности как попало, слёзно попросил он. – Был у одной бабки, она меня к вам направила… Испортили тебя, говорит, милок, ещё в детстве. Ты-то, говорит, думал: воспитание, а оказывается: порча…

– Так…

– Сил уже моих больше нет! Вроде Богом не обижен, всё при мне, с тринадцати лет пулевой стрельбой увлекаюсь, работу хорошую предлагают…

– И в чём трудность?

– Клиентов жалко! – с надрывом признался бедняга. – Рука не поднимается! А вы, говорят, венец милосердия снимаете…

ПОНАРОШКУ

Что на того сердиться, кто нас не боится? В. И. Даль

– Ну? И что ты тут в моё отсутствие понатворил?

Каждый раз, выходя из очередного запоя, старый колдун Ефрем Нехорошев начинал новую жизнь непременно с этой страдальчески-насмешливой фразы.

– Да много чего… – с недовольным видом отозвался Глеб Портнягин, подавая учителю рассол, тайно и без особой надежды заговорённый им на внушение неприязни к спиртному. – Отсушки-присушки, порчи всякие… У тётеньки одной молоток для отбивных со стола упал…

– И что?

– За отмазкой прибежала… Решила: силовые структуры придут…

– А серьёзное что-нибудь было?

– Было, – доложил Глеб. – Сейчас принесу…

Он прошёл в свой чуланчик и, взяв с тумбочки ученическую тетрадку, открыл на странице, заложенной листиком слепынь-травы. В памяти компьютера эти данные держать не стоило – базу могли взломать. Пробормотал заклятье, от которого написанное делается видимым, и пробежал глазами кудрявые строчки. Даже залюбовался слегка. Почерк колдуна должен быть либо корявым, либо вычурным, но ни в коем случае не каллиграфическим – клиенты уважать перестанут.

Жалко – итога подбить не успел. А с другой стороны, кто ж знал, что Ефрем опомнится так скоро!