Юность кудесника

Последнее тепло, последний выдох лета. Ещё пара дней – и размокропогодится по полной программе. Ну а пока что сквер шуршит напоследок серо-жёлтыми клеёнчатыми обносками тополей. На платанах листья покоробились, высохли до звонкой коричневой хрупкости: достаточно лёгкого ветерка – обрываются на асфальт и, сбиваясь в стайки, ползают по дорожкам, будто крабы. Ничего удивительного: известно, что душа этих членистоногих имеет привычку переселяться именно в лист платана. Отсюда и повадки…

На первый взгляд кадыкастый наголо стриженный подросток в кожаной куртке второго бы взгляда не удостоился. Шёл себе вразвалочку по центральной аллее, иногда лишь косясь через неширокое плечо и производя губами призывный звук, каким обычно подзывают выведенную на прогулку собаку.

Однако ни собаки, ни какого-либо другого животного нигде не наблюдалось – и вскоре навстречу прохожему поднялся со скамейки упитанный детина, тоже стриженный и тоже в кожаной куртке. Тугая мордень его изображала живейший интерес.

– Слышь, земляк! – радостно спросил он. – Ты кому это чмокаешь?

Улыбающаяся осеннему солнышку дама в просторном бежевом плаще, давно уже расположившаяся на противоположной скамье, повернула голову, прислушалась.

– Кому-кому! – дерзко отвечал кадыкастый тинейджер. – Кому надо, тому и чмокаю!

Ответ был, мягко говоря, безрассуден. Бритоголовых и мордастых так срезать не стоит. Особенно если сам ты малоросл, субтилен и прогуливаешься в одиночестве. Но, по счастью, вопрошавший детина оказался на удивление миролюбив.

– Не, правда… – изнемогая от любопытства, продолжал дознаваться он. – Кому?

Подросток покосился на даму, тут же навострившую уши, после чего невнятно и таинственно что-то сообщил мордастому. Тот с готовностью ухмыльнулся.

– Кончай грузить! – огласил он во всеуслышание и повернулся к даме, как бы приглашая её в свидетели. – Во даёт! Барабашку он выгуливает!

– А ты что, в барабашек не веришь? – подначил подросток.

– Верить-то – верю, но… Они ж не приручаются!

– Ну, это смотря кто приручает.

Детина моргнул. Действительно, поведение тинейджера наводило на мысль, что чувствует он себя в полной безопасности – подобно человеку, за которым следует угрюмая тварь голубых кровей, прошедшая натаску у дипломированного инструктора.

– Да ладно тебе туфту гнать! – уже с меньшей уверенностью возразил мордастый – и тут же быстро спросил: – А что она у тебя умеет? Полтергейст умеет?

– Да это они все умеют. Хрен отучишь! Как критические дни у неё – с нарезки срывается, нипочём не удержишь…

– Критические дни? – усомнился мордастый.

– А как же! – с достоинством ответствовал хозяин незримой нечисти. – Энергетика – она, хоть и бесполая, а тоже от луны зависит. Флюиды…

– И как ты с ней тогда?

– Ну, как почувствую, что занервничала, – к соседям запускаю… – Подросток засмеялся. – Прикол! – лыбясь, сообщил он. – У них там шкафы пляшут, вода с потолка льётся… Они бегом к колдуну. Приходит колдун, а критические дни уже кончились, нет барабашки…

– А в промежутках?

– А в промежутках – без проблем. Ножками стульев стучать любит, паркетом скрипеть. А так – тихая…

– Мухи не обидит?

– Какой мухи! Ты чего? Мухи от барабашек, знаешь, как разлетаются! Мухи, комары…

Дама в бежевом плаще, заворожённо хлопая ресницами, медленно поднялась со скамьи и уже сделала первый робкий шажок к разговаривающим, как вдруг мордастый детина охнул и с ошеломлённым видом схватился за мясистое ухо.

– Цыц! – вскинулся подросток, подаваясь вперёд и пытаясь ухватить нечто невидимое. – Я т-тебе! Кто разрешал?

– Эх, ничего себе… – выдохнул детина, всё ещё держась за поражённый орган. – Это она, что ли?

– А то кто же! – Подросток грозил кому-то в кроне платана, откуда то ли в связи с порывом ветерка, то ли по какой иной причине с сухим шорохом сошёл лёгкий обвал листвы. – Иди сюда! Резко иди сюда, я сказал!

– Да больно щиплется… – ошарашенно пожаловался мордастый.

– Не стыдно? – укорял тем временем хозяин своего незримого питомца, который, если верить взгляду подростка, юлил, метался туда-сюда, а временами и вовсе взмывал на двухметровую высоту. – Видишь же: стоим разговариваем, никто никого не трогает… Ревнивые они, – сообщил он, как бы извиняясь. – Чуть заговоришься с кем – или ущипнёт, как сейчас, или шнурки начнёт развязывать…

– А если бы кто кого тронул? – замирающим голосом спросила дама, успевшая приблизиться к ним почти вплотную. Наивные голубенькие глаза её были широко распахнуты.

Собеседники обернулись.

– Ну, если бы тронул, тогда другое дело, – охотно пояснил подросток. – Скажешь «взять» – истреплет не хуже овчарки…

– Слышь, друг… – покряхтев, решился мордастый. – А она у тебя не продаётся?

– Опа! – вместо ответа ликующе выпалил тинейджер, ловко хватая нечто увёртливое и с видимым трудом подтаскивая к себе. – Будешь ещё шкодить? – грозно обратился он к отбрыкивающейся пустоте, встряхнув её при этом, судя по хватке, за шкирку. – Смотри у меня… – Разжал руку и снова повернулся к детине. – Барабашки не продаются, – спесиво изрёк он.