— Мы пытались подкупить стражу, но ее сменили; мы рыли подкоп, но нас настигли; мы подготовили бегство с помощью взлома и переслали заключенным инструменты в пироге, но смотритель присвоил его и раскусил в полном смысле слова наш план. Время не терпит. Вейдиг и Сток подвергаются чудовищным истязаниям. Их морят голодом, сажают в карцеры, где от сырости мрут даже крысы. Их заковывают в цепи, их бьют ремнями. Одиночки, где томятся наши братья, кишат мышами. Мириады блох усугубляют пытку. Даже смотритель не решается переступить порог этого ада. Стены измазаны испражнениями и кровью. Окно заслонено щитом, и только сквозь отверстие, пальца в три шириною, пробивается свет. Под видом врача, за взятку, глянул я в камеры ужаса, где умирают герои. Лучше не видеть их страданий, лучше не знать, что Германия — страна каннибалов!
9
В Бонне, как и в Трире, весною воздух пропитан ароматом цветущих рощ и цветников. Сирень вступает в состязание с акациями, фиалки — с нарциссами. На каждом окне, на каждой клумбе соревнуются краски и запахи.
В 1836 году студенты не изменили обычаю, салютуя весне переполненными кубками пунша, Участились дуэли, драки и поцелуи.
Карл был по-прежнему горяч в спорах, ловок в фехтовании, неутомим в шалостях и выпивках. Кант и рапира, грог и философия права отлично уживались вместе.
Юстиции советник регулярно отправлял в Бонн осуждающие письма и необходимые талеры. Но денег Карлу постоянно не хватало.
«Первый курс имеет свои традиции, молодость требует безумств. Чем скорее мальчик отдаст ей дань, тем спокойнее будет его зрелость», — думал Генрих Маркс, посылая сыну осторожные эпистолярные поучения.
«Твое письмо опять укрепило во мне веру в искренность, откровенность и честность твоего характера, что мне важнее денег, и поэтому не будем о них говорить. Ты получишь сейчас сто талеров; если ты потребуешь, то получишь еще. Впрочем, ты сделаешься, конечно, несколько умнее и будешь интересоваться также будничным, потому что богу известно, что, несмотря на всю философию, многие седеют от этого будничного.
Разве дуэлирование так переплетено с наукою? Это просто страх перед общественным мнением. И каким? Не всегда лучших. Так мало в человеке последовательности… Не позволяй этой склонности, — а если это не склонность, то увлечение, — пустить корни. А то ты можешь в конечном счете похитить у себя самого и у своих родителей лучшие надежды. Я верю, что разумный человек легко и с достоинством способен перешагнуть через это».
В ту же пору Фриц Шлейг записывал в своем дневнике: