Юность Моисея

В голосе философа прозвучали какие-то совсем не похожие на человеческое произношение нотки, напоминающие скрип отточенного меча о пузатый бок прозрачной стеклянной вазы, стоявшей здесь же, на полу, возле маленького атриума. Вдруг Вергилий осёкся, поскольку собственное восклицание было произнесено с той нечеловеческой страстью, о которую ударялись многие под небесами этого мира. Да и сам он, будучи в юношеском возрасте подвергся изумительному испытанию, на какое Бог благословляет только немногих. Ведь красота души избранного, высвобожденная победой над плотским началом, помогает творить чудеса во всём. Но когда человек творит что-либо, уповая только на себя, враг человеческий непременно одарит милостью, вроде яблочка, дарованного нашей прародительнице.

Помедлив немного и натужно откашлявшись, поэт решил более приземлено завершить начатую им космическую тему:

– Я вопрошаю чтящего: какое право Бог имел, когда принял решение об изгнании из Рая Адама и Евы – детей своих? Пятикнижие пророка Моисея легло в основу моей книги, о владыка. Я так думаю, что не одно царство и не один император будет ещё окован цепями Пятикнижия.

– Ты говоришь об этом, как будто бы о страшной угрозе, нависшей над Священной Римской империей? Не следует ли из твоих речей заключить, что пора выпустить закон, запрещающий Пятикнижие, а также твою будущую «Энеиду»?

– О нет, владыка! – тут же воскликнул Вергилий. – Вероятно, я не слишком складно построил свою речь. Может быть, мне просто не хватает упражнений в риторике. Кстати, не отменяй ораторских триумвир на сенатской площади, ты можешь потерять не только власть, но и голову.

Далеко не каждый позволял себе давать советы императору. Октавиан Август ничего не ответил, лишь сверкнул глазами, что не предвещало ничего хорошего даже для любимого им поэта.

– Я повелеваю тебе работать без устали и роздыху, – жёстко произнёс император, – ибо твоя работа – важное государственное начало. Я верю в это, и знаю, что так и есть.