Юность Моисея

«Привет тебе, о Нил, святая река, явившаяся с миром на землю,

чтобы дать жизнь Египту. О, таинственный бог, разгоняющий тьму,

ороситель лугов, приносящий корм бессловесным тварям!

О, путь! Текущий с небес и напояющий землю.

О, покровитель хлебов, приносящий радость в хижины!

О ты, повелитель рыб!.. Когда ты нисходишь на наши поля,

ни одна птица не тронет на них урожая.

Ты – творец пшеницы, родитель ячменя!..

Ты даёшь отдых рукам миллионов несчастных

и вечную нерушимость храмам.

Я навсегда расстался с тобою, о Нил.

Мне не пасти овец на твоих лугах, но я помню тебя…» [89]

Тоскливая песня звучала всё глуше, глуше и скоро совсем исчезла среди толпы подгоняемой деревянными палками носителей. Но сердце Хозарсифа пронзила земная настоящая боль. Оказывается, даже после смерти для человека нет больнее наказания за накопленные грехи, чем тоска.

Жрец Апис, видимо, тоже подавленный услышанными словами и взыгравшей памятью, на прощанье сказал только:

– Запомни, Хозарсиф: ты через нас получил силу совершить Закон Справедливости. Где б ты ни был среди живых, должен выполнять это, иначе приходил к нам зря.

Глава 11

Если в Библии не прописано приказное будущее, то можно ли делать выбор? Дорог множество, путь – один.

Слава вам боги, находящиеся в зале обоюдной правды, в которых нет лжи… Я живу правдой, питаюсь правдивостью сердца.

«Книга мёртвых»

«Восстань и говори, восстань и говори…» – отзывалось в душе Старшего Послушника при каждом очередном шаге. Откуда это? Ессеи впятером возвращались в Енгадди, что вблизи Мёртвого моря. Возвращались после Крещения в Иордане.

Туда нельзя было не сходить, потому как не только в Израиле, а даже во многих близлежащих государствах Малой Азии разнеслась весть о том, что на реке Иордане, совсем недалеко от Иерусалима, появился пророк, который возвещает Слово Божие! Который крестит во Славу Господа нашего! Давно уже было предсказано, что пройдёт по земле иудейской Сын Божий. А этот крестит во Имя Господне!

Недаром тысячи людей стекались к реке, чтобы встретиться под небом Израиля с Божьим Сыном, изволившим спуститься на землю и овладеть земной властью, поскольку никто, кроме Бога, не достоин править людьми в этом грешном мире и распоряжаться человеками по своему усмотрению.

В городке Енгадди тоже жили иудеи. Но вот беда, в отличие от столичных саддукеев и фарисеев, оберегающих власть, тутошние иудеи не делили человечество на избранных и неизбранных, на филистимлян и самаритян. Не сеяли раздор меж собой и соседями, лишь бы быть поближе к трону, когда появится Машиах и заставит народы всей земли поклониться иудеям.

Более того, ессеи никогда не признавали человеческой власти в человеческом мире, ибо любая власть – есть насилие. А никаким насилием человек просто не способен создать благодатный мир. Проповедники ессеев говорили всегда: «Взгляните, люди, и одумайтесь! Ведь на наших землях от века в век вспыхивают войны, несущие только временное обогащение кучке победивших. Но Единый Иегова сразу же показывает, что ни в одной войне нет и не будет победителей, а насилие обернётся тем же насилием к так называемому победителю! Такой путь никогда не приведёт к Богу. Но путь может быть показан Сыном Божьим, который должен прийти на землю в образе человеческом. Так сказывают пророки!».

И вот сейчас один из Сынов Божьих пришёл в этот мир, но пришёл вовсе не для того, чтобы поставить иудеев выше других. Где те весы, на которых может быть взвешен человек? Где та мерка, по которой определяется рост его души? Но пророк всё-таки пришёл. Более того, он крестит всех, пожелающих обрести Слово Божие. Послушники знали, что необходимо сходить в Иорданскую купель, дабы не терять на земле путь, обозначенный Богом.

Но до этого… до этого столько всего произошло в жизни молодых послушников, что и описать невозможно. Все они с малых лет жили безвыездно в храме ессеев и постигали науку общения с человеком. Одного из них, Иисуса Нозорея, первосвященник Закхей возил как-то к царю Рудре Чакрину [90] на Тибет. Тогда множество было разговоров и предположений даже среди ессеев, ведь приглашение пришло от самого Гензин-Гьяцо, четырнадцатого Далай-ламы тибетской религии ламаистов.