Юность, опаленная войной

- Да и дисциплины тоже, наверное, нет,- бросает с упреком хорунжий Роек.В таком случае начинайте вы, гражданин хорунжий,- показывает оп пальцем на невысокого полноватого офицера.

- Хорунжий Миколай Беднарчук. Вторая пулеметная рота,- четко докладывает тот.

Я смотрю на него и удивляюсь, как быстро меняются люди. Ведь мы только что вместе закончили школу младших командиров, а Беднарчука не узнать - настоящий командир.

Офицеры докладывают четко и коротко, а я внимательно слушаю. Касаясь недостатков, заместители командиров рот говорят в основном об одном и том же: о нехватке теплого белья и необходимости сменить износившуюся обувь, о том, что не выдали антифриз для пулеметов и что газета "Звыченжимы" слишком мало пишет о жизни семей бойцов, оставшихся в СССР, и т. д.

Да, у заместителей командиров по политико-воспитательной работе хватает забот. Они должны не только дать ответы на все эти вопросы, но и в случае необходимости помочь разрешить их.

В заключение выступает хорунжий Роек. Будто подтверждая мои мысли, он говорит о том, что место политработника там, где солдату труднее всего. Временная оборона за широкой рекой создает видимость безопасности, в результате чего бойцы внутренне расслабляются, думают о доме, о том, что им дает земельная реформа.

- Я видел сегодня,- продолжает он,- группу солдат, которые от безделья слонялись по покинутым домам в поисках оставленного гражданским населением имущества. Надо таким любителям легкой наживы дать по рукам и бросить их на строительство дополнительных оборонительных рубежей. Имеются трудности с обеспечением продуктами. Мы привыкли есть мороженую картошку, но нельзя допускать, чтобы на этом наживались нечестные люди. Политработники должны присутствовать при раздаче пищи. Кроме того, па нашем батальонном продовольственном пункте следует установить дежурства силами младшего политсостава.

Необходимо помнить и о том, какая важная вещь письма от родных. Это недопустимая халатность, когда они лежат по нескольку дней в штабе батальона. Вот эта пачка писем только из одного подразделения.- Хорунжий Роек берет в руки треугольное письмо и читает: - "Полевая почта 55503 "Ж". Это чья рота?

- Четвертая,- услужливо подсказывает кто-то сзади.

- Возьмите, сержант, за бока вашего ротного писаря, пусть он каждый день приходит сюда и забирает письма.

- Слушаюсь! - отвечаю и чувствую, как кровь бросилась мне в лицо.

- Кроме того, ежедневно примерно в шестнадцать часов я хочу видеть у себя каждого из вас с письменным рапортом о настроениях солдат, о мероприятиях, проведенных политработниками за прошедшие сутки, о действиях противника и действиях подразделения, о потерях и степени обеспечения всем необходимым. Это все, что я хотел сказать. Есть ли у кого-нибудь вопросы? - Роек окидывает взглядом собравшихся, садится за стол и поправляет фитиль коптилки, которая начала чадить.

Встает сидящий позади меня офицер:

- Я о газетах. Мы получаем их очень мало. В роте все курят и используют для самокруток немецкие листовки со всякими гадостями. Пусть лучше пользуются нашими газетами. В них, по крайней мере, можно вычитать для себя что-нибудь полезное.

- Вы правы. Постараемся, чтобы наших газет было больше.

Атмосфера разряжается.

Наконец первое в моей жизни совещание офицеров подходит к концу. Выходим из теплого подвала. Лица обжигает морозный воздух. На небе мерцают звезды. С линии фронта доносится орудийная перестрелка. Минуту прислушиваемся и шагаем гурьбой в сторону нашего оборонительного рубежа. Дамба все ближе и ближе. Каждую минуту кто-то откалывается от группы, направляясь в свою роту. Моя находится на правом фланге батальона, поэтому последний отрезок пути преодолеваю в одиночестве, размышляя о том, что услышал на совещании у хорунжего Роека. Откровенно говоря, рассчитываю на то, что старший сержант Добротливы скоро выздоровеет,..

Поскольку я захватил с собой пачку писем, заглядываю вначале в землянку командира роты, которая служит одновременно канцелярией и складом нашего подразделения.

- Вот, принес письма,- протягиваю я командиру роты.

- Гладзюк, возьми почту,- отдает он распоряжение писарю.- И дай ему круг колбасы,- добавляет он ни с того ни с сего.

- За колбасу спасибо. Надеюсь, что ребята не забыли оставить мне поесть.Я отдаю честь и направляюсь к себе.

Из дымохода моей землянки струится белый дым. Внутри тепло и шумно - у нас гости. Это сержант Владислав Кровицкий, с которым я вместе кончал школу младших командиров. Обязанности хозяина выполняет сержант Станислав Багиньский из нашего пулеметного взвода, который в свое время сбежал из армии Андерса, когда она собиралась покинуть территорию СССР. Сердечно приветствую Владека, а Станислав чересчур возбужденно предлагает:

- Может, выпьешь немножко? Замерз, наверное.

Отрицательно качаю головой.

- Не теряй напрасно времени,- говорю тоном хорунжего Роека.- Сегодня выпьешь, а как завтра будешь стрелять? Дайте, ребята, лучше супу. Я голодный как волк...

- Нет так нет, уговаривать не буду,- смиренным голосом отвечает Багиньский.