Юность Розы (сборник)

Старую мисс Кэмпбелл все любили не меньше, чем молодую, а потому весь день в этом гостеприимном доме не иссякал ручей из черных фраков и белых перчаток. Весь клан по очереди явился засвидетельствовать почтение тетушке Изобилие и приветствовать «нашу кузину». Первым на пороге возник хмурый, но решительный Арчи. Через некоторое время, унося в левом кармане письмо к Фиби, он уже находил свою жизнь почти сносной, потому что Роза передала ему несколько утешительных слов и прочла пару отрывков из переписки.

Едва он ушел, как явились Уилл и Джорджи в новых мундирах, серых с красным кантом. В этом году они впервые самостоятельно наносили визиты и ужасно важничали. Вскоре они отправились дальше, чтобы обойти всех своих друзей. Роза не могла сдержать смех, наблюдая, как они усаживаются в экипаж, сохраняя одинаковые позы: выпрямленные спины, сложенные руки, шляпы, надетые набекрень. Они представляли собой уморительное смешение мужественного достоинства и мальчишеского тщеславия.

– А вот новая пара: Стив в полном параде, с букетом для Китти и Мэк – джентльмен снаружи, мученик внутри, – Роза наблюдала, как разъезжались два экипажа у ворот, увитых в честь праздника плющом, остролистом и бессмертником.

– Вот! Я его тащил на аркане. Его необходимо похвалить, ведь он совершил подвиг: согласился идти сюда, хотя собирался куда-то укатить вместе с дядей, – воскликнул Стив, пропуская вперед брата в щегольском праздничном наряде и с осанкой светского господина. Уроки Стива все же не пропали даром.

– С Новым годом, тетя, и вас, кузина! Примите мои самые искренние пожелания всего лучшего, – Мэк, не обращая на Стива никакого внимания, крепко поцеловал старую леди и подал Розе прелестный маленький букетик из анютиных глазок.

– Эти цветы означают душевный покой. Вы думаете, я в нем нуждаюсь? – спросила она, вдруг сделавшись серьезной.

– Мы все в нем нуждаемся. И что же мог я выбрать лучше для такого дня, как сегодня?

– Действительно так. Благодарю вас, – в глазах Розы внезапно блеснули слезы. Зачастую не меняя своей резковатой манеры, Мэк умел находить такие слова, которые брали Розу за душу. Казалось, он тонко чувствовал малейшие перемены ее настроения.

– Был у вас Арчи? Он сказал, что ни к кому больше не пойдет, но я надеюсь, что вы выбили эту глупость из его головы, – сказал Стив, поправляя перед зеркалом галстук.

– Был, но в таком мрачном настроении, что я даже почувствовала угрызения совести. Роза немного утешила его, но думаю, что он все-таки не поехал делать визиты – у него на лице написаны все его страдания, – заметила тетушка Изобилие, суетившаяся вокруг обильно накрытого стола в роскошном черном шелковом платье, отделанном старинными кружевами.

– Ничего, он утешится через месяц-два, а Фиби найдет себе другого поклонника. Не беспокойтесь о нем, тетя, – у Стива был тон человека, опытного в подобных вещах.

– Если Арчи забудет Фиби, я буду презирать его! И точно знаю: Фиби не отдаст предпочтения другому, хотя поклонников, наверное, у нее будет немало, ведь она так мила и добра! – воскликнула Роза с негодованием. Взяв несчастных влюбленных под свое покровительство, она отважно их защищала.

– Значит, по-вашему, Арчи должен надеяться и не отступать? – Мэк надел очки и занялся осмотром своих тонких сапог, которые были ему особенно ненавистны.

– Да, конечно! Нет ничего хуже, чем неверный поклонник.

– Понятно. Значит, ваш поклонник должен ждать и добиваться вашей любви, пока вы не сжалитесь или не покажете ясно, что это бесполезно?

– Если он постоянен и к тому же обладает другими достоинствами, то я, наверное, со временем сдамся.

– Я передам это Пэмбертону. Он, бедняга, совсем впал в уныние, так что луч надежды его оживит. А ждать он готов хоть десять лет, – прервал ее Стив, который любил дразнить Розу, упоминая о ее поклонниках.

– Я никогда не прощу вам, если вы передадите хоть одно мое слово! Мэк любит задавать подобные вопросы, и мне не следовало отвечать. Конечно, запретить вам говорить об этом я не могу, но знайте: мне это крайне неприятно, – сказала Роза с досадой.

– Мы все сбиты с толку случаем с Арчи. Видите, даже наш ученый филин пробудился и до сих пор не может успокоиться. У него, у бедного, нет опыта, и он не знает, как себя держать, – заметил Стив, с большим вниманием рассматривая свой букет.

– Это точно. Поэтому я понемногу собираю сведения. Ведь в один прекрасный день я тоже могу влюбиться, вот тогда и воспользуюсь ими, – невозмутимо подтвердил Мэк.

– Ты? Влюбиться? – Стив не мог удержаться от смеха при мысли, что книжный червь способен на нежные чувства.

А Мэк как ни в чем не бывало продолжал в своей обычной чудаковатой манере:

– Почему бы и нет? Я изучаю медицину, а любовь – одна из самых таинственных и интересных болезней рода человеческого. Самый лучший способ понять ее – это испытать самому. Если в один прекрасный день я заболею, то буду знать, как ее лечить.

– Если ты будешь относиться к ней как к оспе или коклюшу, то тебе будет нелегко, старина, – Стива забавлял весь этот разговор.

– Так и должно быть. Никакой серьезный опыт не достается легко, а этот мне кажется самым важным. Важнее его, может быть, только смерть.

Невозмутимый тон и серьезное выражение лица Мэка заставили Розу взглянуть на кузена с изумлением. До сих пор она не слышала, чтобы он так говорил. Стив тоже был изумлен, тем не менее притворно забеспокоился:

– Он заразился чем-то в больнице, вероятно, тифом, и начинает бредить. Я уведу его поскорее, пока он еще не совсем рехнулся. Ну, пойдем, старый сумасброд, нам пора убираться.

– Не беспокойся, я совершенно здоров и благодарю за совет. Я обязательно когда-нибудь отчаянно влюблюсь. Вы считаете, что это невозможно? – Мэк задал этот вопрос так серьезно, что вызвал улыбку кузины.

– Конечно, нет; вы будете отличным поклонником, нежным и верным, – Роза с удивлением ожидала других оригинальных вопросов.

– Благодарю вас. Я все время был с Арчи, принимал участие в его волнениях и, естественно, принялся изучать этот предмет. Так должен поступать всякий благоразумный человек. Пойдем, Стив, я готов, – сказал Мэк, как будто оканчивая урок.

– Этот мальчик или дурак, или гений. Хотелось бы мне знать, кто именно, – сказала тетушка Изобилие, приводя в порядок стол и покачивая в недоумении своим лучшим чепцом.

– Время покажет. Но он ни в коем случае не дурак, – ответила девушка, прикалывая к платью анютины глазки, хотя они не совсем шли к голубому шелку.

В это время явилась тетя Джесси, чтобы помочь принимать гостей, и привела с собою Джеми. Он то вился вокруг стола, словно муха, то высовывался в окно и объявлял с восторгом: «Вот подъезжает еще какой-то господин».

Вскоре появился Чарли, в самом лучшем расположении духа. Выезды или празднества были для него истинным наслаждением, и Принц был очарователен. Он привез Розе чудесный браслет и получил благосклонное разрешение надеть его кузине на руку, пока та журила его за расточительность.

– Я только следую вашему примеру. Вы сами говорили, что любимым людям отдают все самое драгоценное, находя в этом наивысшее удовольствие, – ответил Чарли, возвращая сестре ее собственные слова.

– Хотелось бы мне, чтобы вы брали с меня пример и в других вещах, – заметила Роза серьезно, когда тетушка Изобилие позвала Принца посмотреть, не готов ли пунш.

– Нужно следовать правилам, установленным в обществе. Вот сейчас, по старому обычаю, мы должны выпить за тетушкино здоровье, иначе мы разобьем ей сердце. Хорошо еще, что у меня крепкая голова, потому что сегодня я буду вынужден исполнять этот обычай многократно, – Чарли, смеясь, показал длинный список визитов и отправился поздравить старую леди. Чокаясь с ней, он наговорил кучу остроумных и лестных комплиментов.

Роза немного встревожилась: если Чарли будет пить за здоровье всех стоящих в списке, ему действительно понадобится очень крепкая голова. В этот момент ей неловко было читать кузену нотации, – это было бы неуважением к тетушке Изобилие. Она сама никогда не пила вина, и ей хотелось напомнить об этом Принцу. Она задумчиво крутила бирюзовый браслет с изображением незабудок, когда кузен подошел к ней, все так же оживленно болтая.

– О святая Роза! Вы бы с удовольствием разбили все бокалы в городе, лишь бы спасти нас, праздную молодежь, от завтрашней головной боли.

– Да, это правда, головная боль кончается иногда сердечной. Не обижайтесь, мой милый Чарли, но подобная жизнь опасна для таких людей, как вы. Прошу вас, будьте осторожны ради меня, – прибавила она с невольной нежностью в голосе. Глядя на его стройную фигуру, хотелось, чтобы он никогда не менялся, оставаясь таким же обворожительным.

Чарли, заметив эту небывалую нежность в глазах, которые и без того всегда смотрели на него ласково, нафантазировал себе больше, чем было на самом деле, и с внезапной страстью ответил:

– Я исполню ваше желание, дорогая моя!

Румянец на его лице передался и Розе. В эту минуту ей показалось возможным полюбить этого двоюродного брата, который так охотно позволял руководить собой и так нуждался в хорошем влиянии, чтобы оставаться порядочным человеком. Эта мысль промелькнула в ее голове, как молния, сердце сильно забилось, будто детская привязанность превращалась в более теплое чувство и возбудила в ней ответственность, которой она прежде никогда не испытывала. Покоряясь внутреннему побуждению, она сказала полушутя-полусерьезно:

– Если я буду носить браслет как воспоминание о вас, то вы должны носить это, чтобы помнить ваше обещание.

– И вас, – шепнул Чарли, с поклоном целуя руку, вставляющую ему в петлицу белую розу.

Как раз в этот волнующий момент они услышали, как стукнула входная дверь и кто-то вошел в первую гостиную. Роза в душе обрадовалась, что их прервали. Она не была вполне уверена в своих чувствах и боялась, что первое побуждение может завести ее слишком далеко. Чарли был раздосадован, что потерял такой благоприятный момент. Он злобно посмотрел на вновь прибывшего и со словами: «Прощайте, моя милая Роза, я заеду вечерком проведать вас после этого утомительного дня», – одарил бедного Фун Си ледяным кивком и удалился. Всегда приветливый азиат решил было, что чем-то смертельно оскорбил ушедшего.

У Розы не было времени разобраться в своих новых ощущениях, потому что пришлось принимать поздравления мистера Токио, расточаемые со смесью китайской любезности и американской неловкости. Прежде чем новый гость взялся за шляпу, Джеми проорал с восторгом:

– Еще гости! О, какая толпа!

Тут посетители начали являться один за другим, и дамы мужественно оставались на своем посту до позднего вечера. Наконец тетя Джесси и засыпающий на ходу Джеми отбыли домой, а тетушка Изобилие отправилась в постель в урочный час. Доктор Алек возвратился довольно рано – его приятели не были светскими людьми, – но тут же уехал к тете Майре. Он привык к ее вызовам. Миссис Майра подозревала у себя множество смертельных болезней и наконец остановилась на болезни сердца. Время от времени она присылала сообщить, что умирает. Все уже привыкли к этому, поэтому доктор никогда не тревожился, хотя являлся к ней незамедлительно и прописывал какое-нибудь невинное лекарство с большой готовностью и терпением.

Роза была очень утомлена, но спать ей не хотелось. Она уселась перед камином в учебном кабинете в ожидании дяди или, может быть, Чарли, хотя не рассчитывала, что он придет так поздно. Вероятно, тете Майре действительно было нехорошо, потому что часы уже пробили полночь, а доктор Алек все не возвращался. Роза собиралась уже идти спать, когда легкий стук в дверь зала заставил ее вскочить.

«Бедный! Руки у него так озябли, что он не может попасть ключом в замочную скважину! – подумала она и выбежала навстречу, так как прислуга уже спала.

– Это вы, дядя?

Голос ответил «да», а когда дверь отворилась, вошел не доктор Алек, а Чарли. Он сразу, не снимая шляпы, упал на первый попавшийся стул, потер руки, щурясь, как будто свет ослеплял его, и проговорил резко и отрывисто:

– Я сказал, что приду… Я оставил товарищей, весело провожающих старый год. Но я обещал… А я всегда держу слово. И вот я явился! Ангел вы мой! Что, избавились наконец от посетителей?

– Тише! Прислуга спит. Пойдемте в кабинет, погрейтесь у огня, вы, кажется, очень озябли, – Роза двинулась вперед, чтобы подвинуть удобное кресло.

– Я мог бы и здесь посидеть. Где дядя? – Чарли шел за ней прямо в шляпе, засунув руки в карманы и неотрывно следя взглядом за белокурой головкой.

– Тетя Майра прислала за ним, он уехал довольно давно, – ответила Роза, добавляя в камин дров.

Чарли засмеялся и уселся на угол учебного стола.

– Бедная старуха! Чего бы ей не умереть, в самом деле? Она его совсем измучила. Дать ей вдохнуть немножко больше эфира, и она мирно отправится к праотцам.

– Не говорите так. Дядя говорит, что воображаемые болезни иногда труднее переносить, чем настоящие, – Роза с неудовольствием отвернулась.

До сих пор она не взглянула ему в лицо. После утренней сцены ей было чуть-чуть неловко. Но вдруг поза и внешний вид кузена поразили девушку так же, как и его речи. Роза переменилась в лице, что напомнило Чарли о неприличии его поведения. Он вскочил с места, поспешно сдернул шляпу и уставился на сестру каким-то пристальным, но в то же время рассеянным взглядом. Слова вылетали из него отрывисто и торопливо, словно Принцу трудно было остановиться.

– Извините… Я пошутил… Очень глупо, я знаю, и впредь не буду. Жар этой комнаты немного отуманил меня. Мне кажется, я немного простудился… Холодно… Я озяб, хотя ехал чертовски быстро…

– Надеюсь, не на вашей злобной лошади? На ней опасно ездить так поздно и одному, – Роза плавно отодвинулась к большому креслу, потому что Чарли нетвердо двинулся к камину, и предусмотрительно убрала с его дороги маленькую скамейку для ног.

– Опасность возбуждает, вот отчего я люблю ее. Ни один человек не посмеет назвать меня трусом… Только попробуй! Я ничего не боюсь, и лошади не покорить меня. Я сверну ей шею, если она заставит меня отказаться от моих убеждений. Нет… Я не то думаю… Не беспокойтесь… Все это справедливо, – и Чарли рассмеялся без тени веселости, чем окончательно смутил Розу.

– Приятно вы провели сегодняшний день? – Роза наблюдала, как он вытащил сигару и спичку и с трудом соображал, что именно нужно зажечь, а что раскурить.

– Сегодняшний день? О, великолепно! Я сделал сто тысяч визитов и отлично поужинал в клубе. Рэндал больше не мог петь, но я вылил на него стакан шампанского и заставил спеть мою любимую старинную песню: «Лучше смеяться, чем вздыхать…»

Чарли запел эту застольную песню, размахивая спичкой, словно это был стакан вина над головой Рэндала.

– Тише! Вы разбудите тетю, – воскликнула Роза таким повелительным тоном, что он запнулся и смущенно попытался оправдаться:

– Я хотел показать, как это надо петь. Не сердитесь, дорогая… Посмотрите на меня, как сегодня утром, и я больше не спою ни единой ноты! Просто я сегодня весел… Мы выпили за ваше здоровье, а они все меня поздравляли. Я, конечно, им говорил, что еще ничего не решено… Ах, как это я проболтался. Ну, ничего… Я часто попадаю впросак, а вы всегда меня прощаете. Простите же и теперь, не сердитесь, дорогая!.. – уронив вазу, он пылко рванулся к Розе, так что та вынуждена была спрятаться за кресло.

Злости не было, девушка была лишь крайне оскорблена и напугана, потому что поняла наконец, в чем дело. Ее лицо мертвенно побледнело, и Чарли, осознав свою оплошность, начал просить прощения.

– Мы поговорим об этом завтра; теперь слишком поздно. Уходите, пожалуйста, пока дядя не вернулся, – она старалась говорить спокойно, но дрожащий голос и горечь в глазах выдавали ее.

– Да, да, я уйду… Вы устали… Завтра я все приведу в порядок, – имя дяди на минуту отрезвило Принца и он неровной походкой направился к двери. Внезапно с улицы донесся звук копыт, Чарли остановился, оперся о стену и проговорил:

– Это Брут отвязался! А пешком я домой не дойду, у меня страшно кружится голова. Это все от холода, Роза, а не то, что вы подумали! Да, я еще и простужен, это все простуда. Пусть кто-нибудь из слуг меня проводит, лошадь теперь не догнать. Боюсь, меня хватится мама, когда вернется домой, – и он со смехом схватился за ручку двери.

– Нет, нет, никому не показывайтесь! Пусть никто ничего не знает! Останьтесь здесь до возвращения дяди, он вам поможет. О Чарли! Как вы могли! Вы ведь обещали мне! – с мучительным стыдом Роза подбежала к нему, оторвала его руку от ручки двери и повернула ключ, а затем, в ужасе от его бессмысленной улыбки, упала в кресло и закрыла лицо руками. Эти слезы могли бы отрезвить Чарли, если б не было слишком поздно. Юноша оглядел комнату блуждающими, стеклянными глазами, стараясь вернуть себе рассудок. Жар, холод, возбуждение и бесчисленные тосты сделали свое дело, сопротивляться стало невозможно, и, признав свое поражение, Принц с невнятным бормотанием качнулся к дивану и упал на него ничком. Так Чарли вступил в Новый год.

Роза безутешно плакала оттого, что нечто дорогое умерло для нее навсегда. Женщины часто мечтают об идеале и возвышают своей любовью самого обыкновенного, недостойного смертного. Разочарование тяжко отзывается в сердце молодой девушки, особенно разочарование в первой любви. Еще утром девушке казалось, что, исправив свои недостатки, именно этот кузен станет ее героем. Она с удовольствием представляла себе, как будет постепенно воспитывать в Чарли благородные качества. Увы! Сладкие грезы бесследно исчезли, а пробуждение оказалось тяжким. Сопящее на диване существо при всем желании Роза никогда бы не смогла окружить ореолом романтических мечтаний или одарить свойствами идеальной натуры.

Чарли тяжело дышал во сне, всклокоченный, с открытым ртом и покрасневшим лицом. Рядом валялась маленькая растоптанная роза. Какой жалкий контраст с тем блестящим молодым человеком сегодняшнего утра!

Многие девушки легко простили бы Прекрасному Принцу этот проступок, который в свете не считается преступлением, но только не Роза. Она со стыдом прикрыла глаза, чтобы не видеть, как человек превратился в животное. Девушка всегда презирала эту слабость в чужих людях, что уж говорить о близком человеке? Сердце ее наполнилось горечью, ум – мрачными предчувствиями. Итак, она плакала о Чарли, каким он мог бы быть, и оберегала Чарли, какой он был на самом деле. Не в силах справиться с собой, Роза прижала руки в груди и дотронулась до анютиных глазок. Цветы уже завяли, но сердцевина темных лепестков еще золотилась. Девушка тяжело вздохнула и подняла голову:

– Душевный мир понадобился мне скорее, чем я думала!

Послышались шаги дяди, Роза бросилась отворить дверь. Глазам опекуна предстало настолько расстроенное лицо, что он остановился и с беспокойством спросил:

– Боже, дитя мое! Что случилось? – а когда Роза молча указала на диван, прибавил: – Он ушибся? Болен? Умер?

– Нет, дядя, он… – Она не могла произнести ужасного слова и лишь прошептала: – Будьте снисходительны к нему! – и убежала в свою комнату, рыдая так, словно над их домом разразилось ужасное несчастье.