Юность (СИ)

– Но и это не самое важно, – Егор легко встал со стула и подошёл к карте Африке, висящей на стене. Химическим карандашом он очертил сначала территории Южно-Африканского Союза, а потом и присоединённые к нему земли.

– Здесь, – постучал он карандашом по территории Союза – живут не только африканеры, но и русские, коих прибавляется буквально каждый день.

– А здесь… – карандаш сместился к присоединённым землям, – почти исключительно – русские. Немного, очень пока немного…

– Это… – просипел Вальцуев.

– Возможность, – закончил за него Егор, расправляя плечи, – а точнее – возможности.

– Для…

– А вот это, – быстро перебил его изобретатель, – лучше не озвучивать! Не только при мне, но и попросите ваших витий заткнуть на время фонтаны воображения! Я думаю, не нужно разъяснять, почему?

– Не нужно, – с восторженной злостью выдохнули студенты в один голос, разглядывая карту уже совсем иначе.

– Возможностей, – повторил авиатор, – и надеюсь вы понимаете, што на этом фоне моя поддержка вашему протесту несколько меркнет.

– Понимаем, – нервенно согласился Земсков, – ещё как…

– В таком разе, – Егор сел обратно, – предлагаю сделать фэйс-контроль…

– Простите… а, понял! – закивал Вальцуев, – Ограничить доступ тем из наших товарищей, кто не способен… затыкать фонтаны своего красноречия.

– Именно. И я прошу… я настаиваю на дружинниках, дежурящих в зале. Не дай Бог, найдётся хоть один упёртый оратор, который то ли по несогласию, то ли в надежде на славу…

Егор замолк, и студенты, переглянувшись, закивали.

– Под дых, – расправил костлявые плечи Земсков, – да из зала под белы рученьки!

– С политикой всё… давайте вкратце пройдём по пунктам, – предложил авиатор, – я понимаю, што вопросы касательно авиации всё равно будут мне задавать, но хотя собью первую волну. Расскажу вам – пунктиром, а вы уже вашим товарищам, а в подробностях – на встрече. Согласны?

– Разумеется! – ответил за двоих Вальцуев.

– Для начала… – Егор чуть задумался, и студентам показалось было, что несколько напоказ, но позже они сумели сопоставить не самый бодрый вид подростка, и пришли к выводу, что путешествие далось ему очень нелегко.

– Для начала, – повторил он, – самый ожидаемый вопрос – почему я приехал без летадл, и ответив на него, я отвечу разом и на десятки других.

Студенты обратились в слух, пока Егор доливал себе заварки и подливал кипятка.

– … права на двигатель принадлежат теперь народу Южно-Африканского Союза, и предупреждая ваш вопрос… Да! Вероятно, была возможность привезти аппараты в Российскую Империю, но на это требовалось время, прежде всего для согласования.

– Бюрократия уже и до Африки добралась? – неприятно удивился Земсков.

– Если бы… – грустная усмешка в ответ, – Петербург! Шпионаж никто не отменял, а как вы понимаете, возможности моего изобретения более чем интересны для военных.

– В Петербурге же… – снова усмешка, – начались согласования. Не знаю уж, чем они руководствовались, затягивая дело и отказывая в возможности собственной охраны и настаивая на казаках и жандармерии, но…

Вальцев, запустив пальцы в голову от таких известий, глянул на Егора дикими глазами.

– Простите, – сказал он хрипло, – не очень…

– … верится? – подхватил изобретатель, – Вся переписка сохранена, а чем руководствовались в Петербурге, решительно не знаю. Догадок же строить не хочу, и вам – до поры, не советую.

– Я же, – чуточку печально усмехнулся он, – в затягивании дела был решительно не заинтересован, и выехал так скоро, как это вообще возможно.

Спускаясь по лестнице, Земсков был задумчив и меланхоличен.

– А может, – внезапно повернулся он к товарищу, остановившись резко, – и правда – в Африку?! Нет, ты не думай, я не против борьбы!

– Отступление не есть бегство, – ответил Вальцуев после короткого молчания, – Всё-таки… хм, возможности. Но…

– Будем драться, – понял его товарищ, – просто теперь нам есть куда отступать.

Двадцатая глава

Вальцуев сотоварищи встретил нас у входа в университетский квартал на Моховой. Подхватив лёгкую, но изрядно громоздкую поклажу нашу, студенты взгромоздили их на головы, шутки ради выстроившись в некое подобие процессии, сопровождающий восточного владыку.

Сам же Вальцуев, фыркнув на великовозрастных обалдуев, пристроил свой шаг слева от меня, рассказывая свои мытарства.

– В канцелярии попечителя встретили меня с этакой суконной любезностью, направив к Тихомирову, в приёмной которого пришлось прождать мало не два часа, и был принят исключительно нелюбезно и кратко. Ректор у нас… – щека его дёрнулась, но по-видимому, помня наш уговор не говорить о политике, Александр весьма красноречиво смолчал.

– Формальных препятствий со стороны университета не было, – продолжил он с нотками саркастичности, – но Тихомиров отдал ситуацию на откуп МВД.

Губы его сжались в тонкую полоску, побелев от гнева. Университет во все времена славился неким фрондёрством, и такое поведение ректора воспринимается им, да и всеми почти студентами, как предательство. Тихомирову это не простят…

– Мне… – вытолкнул он сквозь сжатые губы, – пришлось общаться с полицией, и… не самый приятный опыт.