Юность уходит в бой

— Знатный у нас участок! Сплошные Давыдковки и Шестаковки. В честь нас с доктором.

Командиры улыбнулись. Улыбнулся наконец и майор Иванов. Он уже встал из-за стола и застегивал полушубок. Прощаясь, сказал комбату:

— Связь, связь! О связи не забывайте!

Радист Поляков на прощание дружески похлопал по плечу нашего неудачника:

— Не робей, браток, дело пойдет!

Что касается Полякова, то он имел уже достаточный опыт: до войны отслужил действительную радистом на Северном флоте.

Прудников и военком Шаров вышли проводить полковое начальство. За окном послышались голоса и гул моторов. Потом все стихло.

В этой небольшой деревне, переполненной войсками и погруженной во тьму, мне вдруг отчетливо представился смысл огромной работы наших командиров. На Динамовском стрельбище, вдали от фронта, они учили бойцов [64] тому, что потребуется на войне. Солдаты лежали в узких щелях, и через них, лязгая гусеницами, переползал танк. В него бросали деревянные болванки — «гранаты», бутылки с горючей жидкостью. Под пристальным наблюдением майора Шперова заряжали и устанавливали мины, потом разряжали их. Учились владеть трофейным оружием. Медики, как и все бойцы, старательно изучали военное дело и вместе с тем проходили подготовку по своей специальности.

И вот наступил первый экзамен. Более понятными стали слова, повторявшиеся много раз: «Солдаты должны учиться!» Открылся и глубокий смысл слов нашего «сухого» начальника Василия Григорьевича Сучкова: «Привыкайте действовать самостоятельно!»

Мы нередко роптали, мы стремились на фронт. Мы патетически вопрошали, когда же это случится. Это кипела юность. У нас не было представления о боевых действиях. Не зная истинных замыслов командиров, мы не замечали, что нас обучают многому. Нет, не только умению ходить в строю и не только уставам!

Об этом я думал, пробираясь между орудиями и санями, заставившими тесную улочку деревни Борщево. Я был уверен, что медики экзамен выдержат. Людмила Потанина, Мария Петрушина и Шура Павлюченкова, Аня Соболева и Алексей Молчанов в те дни уже начали действовать в боевой обстановке, не ожидая моих распоряжений.

В избу, где разместился медицинский пункт, я вошел в приподнятом настроении. Помощники постарались: все было готово к приему раненых. Мы обсудили наши задачи, определили объем медицинской помощи, которая от нас потребуется, наметили пункты сбора раненых. После этого сели ужинать. К столу пригласили и хозяина дома.

Он подсел к нам — худой и задумчивый, в потертой телогрейке. К еде не притронулся. Долго смотрел на нас блеклыми старческими глазами и часто вздыхал. Потом заговорил:

— Что-то будет теперь? Немец рядом. Неужто не остановите? И Москва... близко. Кто думал, что так получится!

— Не пустим, отец, немца! — заверила Маша.

— Хорошо б оно так... А сколько народу гибнет! Жалко людей. Вас жалко. [65]

— А вы почему не ушли с семьей? — спросила Шура Павлюченкова.

— Зачем же? Тут — дом. Я и тут помереть могу... — Хозяин махнул худой жилистой рукой. — Им от меня обуза. Теперь вам пособлю чего: печку вот протопил, соломки втащу. Все польза от старого.

Вошел молодой худощавый лейтенант с чемоданчиком. Сказался летчиком:

— Сбили меня. Третий день ищу своих... Нет ли покурить?

Я угостил его. Лейтенант тонкими, нервными пальцами размял папиросу, вслух прочитал: «Беломорканал». Затянулся и удовлетворенно кивнул:

— Спасибо... К фронту?

Никто не ответил. Странный вопрос! Мы уже на фронте.

Вдруг шофер Морозов спросил:

— Чего же вы в хате своих ищете?

Лейтенант внимательно посмотрел на Морозова:

— Погреться зашел... А летчики сейчас всюду. Против «мессеров» нам не устоять.

Я обозлился.

— С таким настроением фронта не удержишь!

Мои слова не достигли цели. Лейтенант спросил с недоброй ухмылкой:

— А много прибыло вас... удерживать?

— Хватит! И паникеров нет.

И опять я не достиг цели. Словно не замечая моего резкого тона, лейтенант продолжал:

— Зря вы здесь остановились. У Германии отлично работает разведка: как только приходят наши войска, сразу же появляются самолеты...

— Вы что, пугать нас решили? Или у Гитлера агитатором служите? — взорвался я.

В глазах лейтенанта мелькнуло беспокойство:

— Говорю то, что есть... Не буду портить вам настроение, пойду искать своих. Спасибо за папиросу.

Взяв чемоданчик, он вышел.

— Откуда такие гады берутся? — возмутилась Павлюченкова.

— Таких в особый отдел направлять надо, — сердито заключила Петрушина. [66]

И как бы подводя итог этой встречи, престарелый хозяин сказал:

— Не нравится этот парень. Молодой, а глянь — уже надломился!

Морозова мы послали последить за странным летчиком, а сами расположились немного отдохнуть. Дежурная Аня Соболева убавила свет и заслонила лампу какой-то книгой. В избе стало сумрачно и тихо. Тишина воцарилась и на улице. Но не надолго. Вскоре на улице послышались громкие, возбужденные голоса. Торопливо накинув шинель, я пошел к двери. Навстречу мне перешагнули порог уже знакомый летчик, за ним Васютин с пистолетом в руке, Морозов и несколько бойцов.