Юность уходит в бой

— Сухиничи блокированы частями десятой армии, — рассказывал, заикаясь, военфельдшер. — А немцы, кажется, готовят прорыв или контрудар. Немецкие самолеты как ошалели: за каждой машиной и даже за одним человеком гоняются!

— А где отряды сейчас?

— Отряд капитана Васина — значит, наш — в селе Попково, западнее Сухиничей, почти в тылу у немцев. Нам приказали любой ценой удержать село.

Лишь когда мы подъезжали к Москве, Мельников наконец рассказал о гибели Максимова и Третьякова. Их сразили на железнодорожном переезде пулеметные очереди «мессершмиттов».

Отряд капитана Медведева после четырех месяцев действий в тылу врага вышел к нашим войскам в районе Людинова. В Москву он вернулся в тот день, когда мы хоронили заместителя командира бригады и военкома.

В лазарет бригады привезли раненого медведевца. Мы с Георгием Знаменским немедленно положили его на операционный [119] стол. Боец был возбужден и держался героем. Говорил с белорусским акцентом:

— Долго тут меня будут держать?

— Как только вылечитесь, — отпустим, — ответил Знаменский.

— Лечите быстрее. Мне недосуг прохлаждаться. Я слышал, Лопатин комплектует отряд. В Крупский район Белоруссии пойдет. А это как раз моя родина! Мне непременно надо поспеть к Лопатину!

Всматриваясь в обветренное лицо раненого, я узнал его. Это был Петр Гаврилович Борисов. Раньше он работал проводником курьерского поезда, ездил по стране от ее восточной границы до западной. Война застала его в рейсе с востока. Из Москвы поезд в Минск уже не отправили. Вся бригада, в которой состоял Борисов с бригадиром Лопатиным, пошла к военному коменданту с просьбой отправить ее на фронт. И вот тогда в одном из наших подразделений появилась группа людей в железнодорожной форме.

В августе 1941 года Медведев, уходивший за линию фронта, взял Лопатина и Борисова в свой отряд. Теперь товарищи принесли Петра Гавриловича на своих плечах. На его теле было множество ран.

Я не предполагал, что мне трижды еще придется оперировать этого отважного человека. Но тогда уже не будет ни операционного стола, ни лампы и почти не будет хирургических инструментов...

Возле операционной встретили еще партизана. Накинув на плечи халат, он ожидал исхода операции.

— Лейтенант Оборотов, — представился он. — Как наш товарищ?

— Держится молодцом, — ответил я. — С таким настроением он быстро подлечится.

Мы вместе пошли в клуб на встречу медведевцев с однополчанами. И как это нередко бывает, Михаил Оборотов разоткровенничался о своей жизни.

...Восемьдесят лейтенантов, окончивших Ташкентское пехотное военное училище, 14 июня поехали в Вильнюс. В Туле узнали, что началась война. Поезд застрял в Смолевичах. Кое-как добрались до Борисова. Военный комендант не мог связаться с центром и направил лейтенантов в лес, за Березину. Там формировался полк майора Георгошвили. Оборотов получил взвод. [120]

Спустя день начались бои. Полк дрался упорно. Потом был окружен. Из окружения выходили группами. В одной из деревень лейтенанта схватили немцы.

Михаил сбежал из колонны военнопленных и, блуждая по лесу, встретил капитана Медведева.

— Вот и все, — закончил Оборотов. Потом добавил: — У Медведева был пулеметчиком. Брали Хотимск и Жиздру. Ну и все остальное...

Рассказ звучал буднично. Но я помню, каково было наше ликование, когда в одной из сводок Совинформбюро мы прочли, что партизаны отряда М. заняли город Жиздру!

Войдя в клуб, я не сразу узнал Дмитрия Николаевича Медведева. Он не походил на того капитана, какого я видел в августе прошлого года. Тогда Медведев, беседуя с нами и весело улыбаясь, спрашивал: «Белорусы есть среди вас?»

Теперь он стоял на трибуне, высокий и худощавый, рассказывал о делах отряда. В президиуме сидели военком Кулаков и Николай Королев, боксер, чемпион страны, а теперь партизан с пышной светлорусой бородой. Собравшихся интересовали действия наших людей в тылу врага. О них Дмитрий Николаевич рассказывал много. Да и партизаны охотно делились опытом. Это была полезная учеба для тех, кто готовился перейти линию фронта со специальным заданием.

В конце встречи командир бригады полковник Орлов сообщил о награждении двадцати девяти бойцов и командиров отряда Медведева.

* * *

Поздно ночью меня вызвали в штаб бригады. Садясь в машину, увидел в ней Шестакова и Пегова и сразу догадался в чем дело.

В штабе бригады задержались недолго. Поехали в Наркомат к генералу, которому подчинялось наше соединение.

В приемной уже сидели знакомые медведевцы — Ерофеев, Садовников и Егорычев. Они отдохнули и были более сдержанны, чем тогда, в столовой, во время ночного ужина. Даже Садовников притих. Рядом с ними сидел еще один человек с гладко выбритым интеллигентным лицом, со светлыми и внимательными глазами. Но его одежда и [121] обувь — заношенная ватная телогрейка и большие разбитые валенки — показались мне странными, особенно на фоне дивана и ковровой дорожки, протянувшейся к кабинету. Мы молча рассматривали друг друга. «Может быть, тоже вернулся из тыла», — подумал я. Потом не выдержал и спросил.

— Из тыла, — как-то многозначительно ответил он и невесело усмехнулся.