Юность уходит в бой

Было уже светло, когда отряд покидал Мужиново. Справа от села, раскинувшегося по взгорью, лежало невспаханное поле, слева виднелся луг, густо поросший травой. Доносившиеся оттуда прелые запахи напоминали, что уже давно наступила пора сенокоса. Но выстрелы сразу оборвали мои лирические размышления и вернули к суровой военной действительности. Они послышались позади — в Мужиново ожили затаившиеся фашисты. А когда до леса осталось не более километра, стрельба открылась и из Алени. Это каратели из Акулического куста спешили на помощь мужиновскому гарнизону.

Мы ускорили продвижение. Устроившись на повозке на каком-то мешке, Вахидов безмятежно щурился на солнце и тихо напевал казахскую песню. Внезапно он дернулся и умолк. Кивнув на правую ногу, сказал:

— Наверно, немного попадал... Вот шайтан!

Я хотел разрезать голенище сапога, но он не позволил, сам осторожно снял сапог. При виде крови Вахидову стало дурно, пришлось дать ему понюхать нашатыря. Ординарцу повезло: пуля прошла навылет через икру, не задев кости. Я наклеил ему две маленькие заплатки, и он сразу схватил карабин, собираясь стрелять по Алени. Я остановил его: стрельба с такого расстояния бесполезна. [188]

Внезапно обстановка изменилась. Оказывается, предусмотрительный Шестаков заблаговременно выслал одно из подразделений для удара во фланг противнику. Увлеченные обстрелом обоза, гитлеровцы не заметили наших бойцов, подбиравшихся по лощине. И вот зарокотал наш станковый пулемет, в воздух взметнулось громогласное «ура!», и мы увидели, что ошеломленные оккупанты стали прыгать в кузова автомашин, чтобы поспешно покинуть деревню. Однако удрать безнаказанно им не удалось. Едва они подъехали к большаку, как попали под огонь отряда «За Родину». Обе немецко-полицейские группы потеряли сорок человек только убитыми.

В ту ночь, когда мы громили мужиновский гарнизон, группа Николая Шатова устроила на дороге Брянск — Гомель крушение вражеского эшелона с военной техникой, а «главный конструктор» партизанских мин — Михаил Коробицин со своими помощниками подорвал состав с лесоматериалами, направляемыми немцами к фронту для строительства укреплений. Снова отличился сержант Мадей. Он устроил крушение эшелона с танками и бронетранспортерами.

Радисты Толбузин и Поляков ежедневно передавали на Большую землю донесение о количестве и характере войск противника, направлявшихся в сторону Брянска. Эти донесения стали все чаще заканчиваться просьбой прислать боеприпасов. Активные действия с каждым днем истощали и без того скудные запасы тола и патронов, как отечественных, так и трофейных. Особенно много требовалось взрывчатки. Вскоре у центра появилась возможность выслать нам самолет.

Подготовка к приему груза проводилась в глубокой тайне. В назначенное время мы разместились возле пирамид из хвороста, облитых бензином, и стали ждать. Небо было звездным, спокойным. Но вот послышался гул и над нами, словно тень огромной летучей мыши, проскользнул «фоккер»: немецкий разведчик высматривал партизанские костры. А поскольку их не было, он больше не возвратился. В половине второго ночи снова послышался гул моторов. Но теперь он, нарастая, приближался с востока.

— Зажигайте костры! Живее! Чего спите?! — закричал начштаба старший лейтенант Медведченкр, хотя никто в эти минуты даже не собирался спать. [189]

Разом вспыхнули три костра, образовав треугольник. Но самолет словно пропал. Каждого из нас охватила тревога. А вдруг первый посланец Большой земли не заметил костров? Но самолет вскоре вернулся, шел он значительно ниже, то и дело включая посадочные фары. Потом от него начали отделяться белые парашюты. Самолет сделал несколько кругов, каждый раз сбрасывая по четыре контейнера. Наконец, он помигал аэронавигационными огнями и, погасив их, взял курс на восток. А мы стояли недвижно, прислушиваясь к удаляющемуся гулу моторов.

— Шестнадцать мест сбросил! — зычно объявил старший лейтенант Медведченко и стал рассылать бойцов на поиски упаковок.

Костры сразу же погасили. Оставили один, небольшой, к которому бойцы подтаскивали подобранные грузы. На одной из упаковок стояла моя фамилия, написанная мелом. Шестаков, улыбнувшись, сказал:

— Персональная! Должно быть, Ткачук тебе всю полковую аптеку запаковал.

Конечно, каждый из нас горел нетерпением заглянуть в контейнеры. Там оказались оружие, ящики с патронами, обмундирование, соль и сахар, шоколад и табак, коробки с подарками. Большая земля не поскупилась! О том, что к нам в течение ночи сбрасывался парашютный «десант», быстро узнали во всех отрядах. Партизаны ликовали. Появление советского самолета над нашим расположением среди оккупантов вызвало настоящий переполох.