Юность Жаботинского

Ах, какая статья, читатель мой!

Какая прелестная, горькая и ясная любому – и тогда, в 1903-м, и сейчас, в 2019 году! Через головы цензоров, которым, конечно, тоже все ясно, но не к чему придраться, не к чему!

Я словно вижу лицо Израиля Хейфеца, главного редактора газеты, и лица Кармена, Трецека и всех остальных, когда Хейфец, считавший Жаботинского вундеркиндом и восхищавшийся его талантом, дважды прочел эту статью, затем позвал всех журналистов в свой кабинет и сказал Жаботинскому:

– Прочтите это вслух.

– Зачем? – опешил Зеэв.

– Прочтите. Вы же про нас написали.

– Я про себя написал.

– Тем более – читайте!

Я не знаю, как реагировали пожилые и молодые коллеги Жаботинского на этот памфлет, но, как бывший член Союза советских журналистов и член нынешнего Союза журналистов РФ, я снимаю шляпу и перед Альталеной-Жаботинским, и перед Израилем Хейфецом, который это опубликовал…

22 Тем временем случился «экс»…

Жаботинский: «У Абрама Моисеевича вчера состоялся “экс”. Когда все мы, два года назад, читали о налетах из подполья на конвои казенного золота, никто не подозревал, до чего постепенно демократизируется эта система. Теперь эта система кратко называлась “экс” и применялась для пополнения личной кассы налетчиков. Всего любопытнее было то, что свирепствовал «экс» у нас в городе только среди евреев…»

Итак, у Абрама Моисеевича состоялся “экс”. Явились к нему на дом два молодых человека, один вида простонародного, другой “образованный”, предъявили бумажку со штемпелем и два “пистолета с вот такими барабанами” и потребовали пять тысяч, а не то – смерть. Он посмотрел на них, подумал и спросил:

– Откуда вы узнали, что я в городе? Я вчера только вернулся из Мариенбада.

Юноши гордо объяснили, что комитету все известно: такова система слежки.

Он еще подумал, вдруг рассмеялся и сказал им:

– Слушайте: хотите получить не пять тысяч, а пятнадцать? Пойдите к моему брату Бейрешу, покажите ему эти ваши пулеметы и возьмите с него десять. После того приходите ко мне: если покажете мне его десять тысяч, я вам тут же вручаю мои пять.

Они вытаращили глаза – заподозрили, что пошлет за полицией. За совет спасибо, к “Бейрешу” пойдут, но деньги на бочку моментально.

– Э, – ответил он, – когда с вами говорят, как с людьми, не будьте пархами. Мое слово – слово. Каждый банкир в Одессе на мое слово даст пятьдесят тысяч без расписки, а тут два смаркача. Убирайтесь вон или делайте, как я велю. Ваши пистолеты? Чихать я на вас хотел, бомб я не боюсь. А вот если сделаете мне удовольствие насчет Бейреша, так это “да” стоит пяти тысяч: пожалуйста.

Они пошептались в углу и решили, что надо запросить “комитет” по телефону.

Простонародный тип увел Абрама Моисеевича в другую комнату и запер за собою дверь, а образованный остался телефонировать. Через десять минут он их вызвал обратно и сообщил решение комитета: согласны, только мой партнер должен с вами остаться в комнате, пока я вернусь от вашего брата Бейреша.

– Можно, – сказал Абрам Моисеевич. – Он сигары курит? Я привез отличные…

Так и просидел простонародный с Абрамом Моисеевичем два часа, курил сигары, и понемногу дружески разговорились. Рассказал, что он совсем не жулик, а человек порядочный и хороший еврей, участвует в самообороне…

Словом, через два часа вернулся образованный и показал десять тысяч.

Абрам Моисеевич сейчас же открыл несгораемый шкаф, спокойно отсчитал пять тысяч, потом подумал и прибавил шестую, при них спрятал остальное – им даже в голову не пришло помешать – и закрыл сейф.

– Идите с богом, – отпустил он их. – Кончите Сибирью, но меня вы порадовали…

На другой день редакционный служитель Абрам доложил Зеэву, что спрашивает его студент. Оказалось – пятнадцатилетний Марко, сын Анны Михайловны. Он изложил все события в хронологическом порядке.

Тут же после «экса» Абрам Моисеевич по телефону вызвал к себе этого Марко и представил ему следующие соображения. Во-первых, очень странно, что экспроприаторы пришли к нему назавтра после его приезда из Мариенбада: кто мог им это сказать? Во-вторых, они даже не спросили у него адреса «Бейреша»: а тот всего неделю назад переехал на новую квартиру. В-третьих, простонародный его собеседник, хвастаясь подвигами и передавая, как его хвалили организаторы самообороны, обмолвился, что зовут его Мотя – а это имя Абрам Моисеевич как-то слышал. Наконец, когда они шептались в углу, ему показалось, что расслышал он еще одно имя.

– Сережа?! – в тревоге спросил Зеэв у Марко.

– Не совсем так, а еще хуже: «Сирожка». Улики слабые, как видите, но Абрам Моисеевич верит в свою интуицию. Он голову дает на отсечение, что звонил образованный не в «комитет», а по телефону девять – шестьдесят два.

Марко и сам произвел дома дознание – расспросил горничную. Она сказала, что около одиннадцати утра паныча Сергей Игнатьича вызывали по телефону, и он ее тогда выслал из отцовского кабинета, где она вытирала пыль, и запер двери.

В тот же вечер Зеэв пошел говорить с Сережей.