Юные бойцы революции

— Ну и хитёр же ты, паренёк! Ладно, довезём тебя до Смольного.

6

Город был погружён в полную тьму, и только Смольный сиял огнями всех своих многочисленных окон. Он был как сказочный замок в эту туманную октябрьскую ночь.

На площадь, лежавшую перед Смольным, со всех сторон из тьмы вливались людские потоки. Отблески костров, яркие лучи прожекторов броневых автомобилей, многочисленные фары грузовиков скользили, переливались, вспыхивали, озаряя суровые, мужественные лица людей и белоснежные колонны Смольного.

— Запомни эту ночь, мальчик! — неожиданно дрогнувшим от волнения голосом произнёс матрос и, крепко обняв меня за плечи, спрыгнул с грузовика на землю и скрылся в людском потоке.

^{Один за другим уезжали грузовики, переполненные вооружёнными рабочими.}

— Дяденька! — крикнул я ему вслед и, не получив ответа, растерянно обратился к красногвардейцам, оставшимся в машине: — Куда же он? А как же мы…

— Он пошёл в штаб, — ответил один из рабочих, — пошёл к Ленину.

И я… я тоже видел его в эту ночь — видел Владимира Ильича Ленина. Он стоял вместе с матросами и солдатами на высоких ступеньках Смольного. На Неве уже грохотали залпы «Авроры», из Смольного шли на штурм вооружённые отряды — началась Великая Октябрьская социалистическая революция.

7

Я, к сожалению, лично сам не участвовал в решающем штурме Зимнего дворца, где засело последнее в России правительство помещиков и буржуев. Я хотел участвовать в штурме, но мне не разрешили. Матрос приказал мне не высовываться из подворотни, в которой разместился тыл нашего отряда. Но я помогал чем мог. Я приносил красногвардейцам воду, патроны.

Но зато на следующий день, в первый день рождения Советского государства, на первой октябрьской демонстрации я шагал рядом с матросом. Над нашими головами развевалось пробитое пулями красногвардейское знамя нашего отряда. И когда перед самым входом на площадь Смольного наша колонна задержалась и командир другого отряда спросил матроса, показывая на меня: «А это что за мальчуган с вами?», то мой матрос ответил:

— Это стоящий мальчик… мальчик с Нарвской заставы.

П. Павленко Мальчик с Остоженки

Полковник Славин, тяжело раненный при взятии Берлина, приехал на поправку в Москву. Он был очень слаб и не вставал. Говорили, что ему придётся пролежать всё лето, до осени, и жалели полковника: у него не было ни родных, ни знакомых.

Несмотря на сложное ранение, он был самым нетребовательным больным. Просыпаясь, он оставался в том же положении, что и во сне, и лежал тихо, спокойно, изредка покашливая, до самого завтрака, потом до обеда, затем до ужина и засыпал так же незаметно, как просыпался.

Книг он не просил: чтение его утомляло. В разговорах соседей не принимал участия. Никогда не рассказывал он и о своей ране. Он знал, что она тяжела, и не обманывал себя.

Долгое бездействие и скука госпитальной жизни ослабили его. Решено было развлечь его чем-нибудь, и это поручили молоденькой медицинской сестре Зине Горбуновой.

Она всегда была такая весёлая, такая сияющая, такая жизнерадостная, что ей ничего не стоило расшевелить и полковника Славина.

И вот однажды она подсела к нему и спросила, не хочет ли он, чтобы она почитала ему.

— Нет, не стоит. Не тратьте на меня времени, — ответил он, улыбаясь одними губами.

— А может, патефон завести? — не сдавалась Зина. — У нас, знаете, очень хорошие пластинки. Вы что любите: арии, песни или просто музыку?

— Шумно. Не надо, — морщась, ответил полковник.

— А то, может, напишете кому-нибудь письмо? Вы не стесняйтесь, товарищ полковник, я напишу под вашу диктовку. У меня почерк разборчивый.

— Некому, милая Зиночка.

— Вы сами откуда? — теряя надежду на успех, спросила Зина.

— Москвич.

— Так слушайте, что же вы! — Она вскочила и едва не хлопнула полковника по раненому плечу. — У вас же, наверно, куча знакомых! Ну, говорите, кому позвонить, чтобы пришли в гости.

— Не знаю, — грустно ответил больной. — Не знаю, Зиночка. Своих знакомых я так давно не видел, что и они забыли меня, и я их не помню.

— Да вы только скажите, где их искать, я уж узнаю, помнят или нет.

И такая она была настойчивая, что полковник Славин согласился, чтобы она кое-кого поискала.

— Но это трудно, — сказал он, — это будет очень трудно.

— Фу! Подумаешь! Я люблю трудное! — Зина так лихо взмахнула рукой, словно ей действительно ничего так не хотелось, как делать одни трудные дела. — Говорите, где искать-то?

Но тут полковник удивил её так, как до сих пор никто не удивлял в жизни. Он сказал:

— Пойдите на Остоженку, в Коробейников переулок, и расспросите у стариков, не помнят ли они мальчика с Остоженки. В семнадцатом году, в октябре, мол, конопатый парнишка дрался у них тут с юнкерами.

Зина до того удивилась, что даже растерялась до слёз.

— Кого же я буду спрашивать?.. Так вот просто идти по улице и спрашивать? Вы мне хоть какой-нибудь след дайте.

— Следа нет. Это было давно, двадцать восемь лет тому назад. С тех пор я редко бывал в Москве.