Юные годы медбрата Паровозова

– Так, Леша, слушай меня внимательно! Я все узнала. Сегодня вторник, последний день приема документов – в пятницу! Успеешь как миленький! Характеристику прямо сейчас подпиши у всех, завтра бегом в поликлинику за справкой, по дороге сфотографируйся, а диплом училищный, надеюсь, ты не потерял! В четверг подашь документы, еще на всякий случай у тебя день в резерве есть!

Я с удивлением понял, что ей не все равно. Но не уступал. Когда мы встретились через полчаса на перекуре, я затянул свое традиционное:

– Елена Николаевна, ну зачем себя обманывать? Я же опять провалюсь! В этом году даже книг не открывал! Да и в шестой раз поступать – уже комедия!

– Комедия – с такими мозгами полы мыть! – отрезала Гаркалина. – Ты что, биологию и химию на тройку не сдашь? Вот! А тебе, как стажнику, главное двойку не получить. Так что будешь радоваться тройке, как пятерке! И прекрати ныть про свои пять поступлений! Вот Толя Магид, мы уже все со счета сбились, сколько раз он пролетал! Но когда все-таки поступил, то все сразу забыли про его сто раз мимо, зато какой человек, каждая собака знает! А ты знаешь Толю?

Знаю ли я Толю Магида? Я столько раз о нем слышал, что, можно сказать, и знаю. Магид был самым знаменитым старшим вожатым в “Дружбе”, том самом пионерском лагере, из-за которого я решил стать врачом. Так вот, Магид там работал долго, правда, при мне он уже не приезжал, состарился. Но что бы мы ни делали, какие хохмы, конкурсы, соревнования ни придумывали, всегда сын нашего завхоза Боря Генкин повторял одно и то же: “Толя Магид сделал бы лучше!” А оказывается, ему тоже пришлось помыкаться, не сразу студентом стал.

И далекий, неведомый Магид, сам того не желая, стал последним для меня доводом. Я сдался.

Это удивительно, но документы у меня приняли с первого раза. Был четверг, в крайнем случае, как сказала Гаркалина, в резерве оставалась пятница, но она и не понадобилась. Хотя раньше при подаче документов меня всегда норовили довести до ручки. То какая-то мымра заявляла, что, придя в джинсах, я оскорбляю в лице приемной комиссии весь славный и орденоносный институт, то вдруг объявляли поддельным мой школьный аттестат, то привязывались к подписи в характеристике.

А тут вдруг такой либерализм, даже, не побоюсь этого слова, расположенность. Особенно когда я дошел до собеседования.

Женщина в очках пролистала документы, поинтересовалась, какой раз я поступаю и кем хочу стать. Я честно ответил, что поступаю уже в шестой, а быть хочу анестезиологом-реаниматологом. Тогда она спросила:

– А каковы будут ваши действия при остановке сердца?

Ну я и начал говорить. Когда закончил, она посмотрела на меня удивительно теплым взглядом и улыбнулась:

– Умничка! Желаю тебе от всей души поступить!

Надо же, “умничка”! Эх, жалко, за собеседования не ставят оценки, только плюсики.

На подготовку к первому экзамену у меня оставалось два с половиной дня. Вернее, три, но не мог же я между дежурствами совсем не спать. Тем более я готовился тайно. Ну, по правде говоря, не готовился, а занимался самоуспокоением. Все-таки идти на экзамен, совсем не открывая книжек, неприлично. Но про свою шестую попытку решил никому не говорить – ни папе, ни маме, ни Лене. Не хотелось их в очередной раз смешить. Поэтому я раскладывал конспекты и учебники, пока Лена была на работе, а потом прятал, доставая их уже глубокой ночью. Знал только Рома.

В один из этих трех дней я забрал его пораньше из детского сада. “Дай, – думаю, – возьму Рому, дома ему всегда веселей”. Пока он в комнате играл, я начал на кухне окислительно-восстановительные реакции щелкать. Решаю, а сам думаю: “Ну даже если поступлю, как же я буду, такой старый, со школьниками учиться? Они же меня на смех подымут!”

И тут чуть выше стола показалась белобрысая макушка. Это Рома пришел проверить, чем я тут занимаюсь. Он всегда за мной наблюдал, как бы я чего не учудил. Даже Лену встречал словами:

– Щас я все про него расскажу! В комнате он не курил, курил на балконе, но вещи свои раскидал, я их подобрал и на стул повесил!

Вот и сейчас Рома приподнялся на мысочки и спросил строго:

– Пап, это ты что там делаешь, рисуешь?

Я улыбнулся. Рома говорил “это” как “ето”. А еще он смешно произносил букву “р”. Длинно и раскатисто.

– Сынок, я книжки читаю, задачки решаю!

– Это ты зачем задачки решаешь?

– Да вот думаю учиться пойти!

Рома внимательно на меня посмотрел:

– Ты что, пап, дурачок, апче?

– Почему? – растерялся я. – Почему дурачок?

Он пожал плечами и пошел в комнату:

– Ну ты же старый!