Юные путешественники

Итак, наставник был очень доволен корабельным слугой. Он показал ему, где находятся все принадлежности его туалета, его платье. Он надеялся, что Вага прекрасно сумеет ухаживать за ним в случае, если он заболеет морской болезнью, что он, впрочем, считал маловероятным ввиду своего счастливого переезда из Бристоля до Кингстона. Он уже говорил о награде, которую намеревался дать ему из назначенных на путешествие сумм, за усердие, с которым тот исполняет его приказания.

В тот же день, разговаривая с Вагой, мистер Паттерсон, интересовавшийся всем, что происходило на «Резвом», а также его экипажем, заговорил о Гарри Маркеле. Он находил командира несколько холодным, сдержанным, необщительным человеком.

— Вы верно подметили, мистер Паттерсон, — отвечал Вага. — Но все это очень важные для моряка качества. Капитан Пакстон думает только о своем деле. Он знает, какая ответственность лежит на нем, и только и думает об исполнении своих обязанностей. Судить о нем вы сможете, когда увидите его за делом, например в бурю. Это один из лучших мореходов нашего коммерческого флота. Да он и военным кораблем сумел бы командовать не хуже, чем его милость первый лорд адмиралтейства…

— Он заслужил хорошую репутацию, Вага, — отвечал мистер Паттерсон. — О капитане отзываются с большой похвалой. Когда щедрая мисс Китлен Сеймур предоставила «Резвый» к нашим услугам, нам хорошо аттестовали капитана Пакстона, этого Deus, не скажу ех machina,[7] но этого Deus machinae[8] корабля, способного дать отпор разъяренному морю!

Мистеру Паттерсону казалось, что слуга отлично понимал его, даже когда у него невольно вырывалось латинское изречение, и это крайне радовало его. Он расточал неистощимые похвалы Ваге, а его молодые спутники не имели оснований сомневаться в справедливости оценки.

Обед прошел так же весело, как завтрак, и был вкусно приготовлен и умело сервирован. На этот раз посыпались новые похвалы по адресу Рени Кофа. Витиеватые фразы мистера Горация Паттерсона пестрели словами «Poties» и «Cibus».[9]

Несмотря на замечания уважаемого эконома, сгоравшего от нетерпения, Тони Рено несколько раз вскакивал из-за стола и бегал посмотреть, что происходит на палубе, в первый раз — чтобы убедиться, что ветер будет попутный; во второй — чтобы узнать, утих ли он или дует сильнее; в третий — чтобы видеть, нет ли приготовлений к подъему парусов; в четвертый — чтобы напомнить капитану Пакстону его обещание позвать мальчиков, когда надо будет вертеть шпиль.

Каждый раз Тони Рено возвращался к не менее его сгоравшим от нетерпения товарищам с благоприятным ответом. «Резвый» непременно отплывет, но не раньше половины восьмого вечера, когда кончится прилив, а отливом его отнесет в открытое море.

Таким образом, пассажиры могли обедать не спеша, что очень радовало мистера Паттерсона. Он заботился о своем желудке не менее, чем о своих административных и личных делах. Он любил есть не торопясь, небольшими кусочками, глотать маленькими глотками, старательно разжевывая пищу, прежде чем ввести ее в пищевод.

Он часто говорил воспитанникам Антильской школы:

— Первая работа приходится на долю рта, который снабжен зубами для жевания, тогда как желудок лишен этой возможности. Рот должен измельчать, желудок — переваривать пищу, чтобы животный организм преуспел!

Глубокая истина заключалась в словах мистера Паттерсона; оставалось только пожалеть, что ни Гораций, ни Вергилий, ни какой-либо другой поэт Древпего Рима не выразили этой мысли в стихах.

Так прошел последний день стоянки «Резвого».

За десертом Роджер Гинсдал обратился к товарищам и произнес тост за здоровье капитана Пакстона, выразив сожаление, что капитан не председательствует за столом. Нильс Арбо пожелал, чтобы в течение всего путешествия они всегда чувствовали такой прекрасный аппетит, как в этот день.

— А почему бы нам не чувствовать аппетита? — возразил наставник, несколько оживившийся после рюмки портвейна. — Морской воздух будет всегда возбуждать его!

— Ого! — сказал Тони Рено, насмешливо поглядывая на него. — Но с морской-то болезнью придется считаться!

— Вот еще! — презрительно сказал Джон Говард. — Велика важность, если немного потошнит!

— Впрочем, — заметил Альберт Льювен, — еще не доказано, что лучше для борьбы с морской болезнью — сытый или тощий желудок.

— Тощий… — сказал Губерт Перкинс.

— Сытый… — возразил Аксель Викборн.

— Друзья мои, — прервал их мистер Гораций Паттерсон, — верьте моему опыту: важнее всего привычка к переменным движениям корабля. Так как во время плавания из Бристоля в Кингстон мы успели к ним привыкнуть, нам нечего бояться морской болезни. Привычка — главное!

Сама мудрость говорила устами этого достойного мужа.

— Вот видите, мои юные друзья, — продолжал он, — я никогда не забуду одного примера, подтверждающего мои слова…

— Приведите нам его! — закричали все сидевшие за столом.