Юпитер цвета корицы

Приходилось посещать Зоны Отдыха, где чужие приятные сновидения сдавались в аренду на пятнадцать – двадцать минут за приемлемую цену. От них организм отдыхал полноценнее, чем от собственных рождаемых тревогой и эмоциями снов. У «Заслона» был договор с одной из Зон. У меня – любимая сновидица Катя. Алина о ней не знала, она, ярая противница чужих снов, кричала бы долго и пронзительно от одного упоминания о моем постоянном членстве в Зоне Отдыха. К тому же они так отличались, Алина и Катя, как материя и антиматерия. Свести их вместе – устроить взрыв.

У Кэт, она сама попросила называть её так, и мне понравилось, роскошная фигура, с покатыми бедрами и нежными плечами. И цвет волос то ли каштановый, то ли медный, вызывающий приятные воспоминания о первых годах работы в "Заслоне". Она мало разговаривала, зато видела потрясающие сны. Работники Зоны говорили, что у нас гармония сознаний. Из нас бы вышла пара. Если бы Кэт не принадлежала Зоне Отдыха на правах собственности. Если бы я не выбрал Алину.

Последнюю нашу встречу я рассказал Кэт о переезде. Она не проронила ни слезинки. Перед отлётом узнал, что её списали. Сны для других постепенно погружали сновидцев в каталепсию. Их переводили в особые лечебницы, где исследовали страхи. Ведь списанные сновидцы видели исключительно кошмары.

Я погружался в долгий сон с мыслями о Кэт. Прежде никогда не задумывался, как сновидцы попадали в Зону Отдыха, и сейчас вопрос повис в тяжелеющей голове всего на мгновение, и камнем упал в бесконечную тьму, из которой рождался наш с Кэт первый совместный сон. Никакой вид звезд и планет, никакой поцелуй в безграничном пространстве космоса, ни одна из ночей с Алиной, даже самая страстная и сдобренная новомодными сыворотками, усиливающими тактильные чувства, не сравнятся с яркими красками чужого подсознания. Тогда, в первый раз, Кэт не сумела выполнить запрос. Я заказывал вполне стандартный сон: море, скоростной катер, Кэт в лучах заходящего солнца, нежное прикосновение груди к моей спине. Таким бы я мечтал видеть хотя бы одно свидание с Алиной, тесное, жаркое и только наше. Но Алина любила дополненную реальность и зрителей, изгибы стройного тела неизменно набирали тысячи просмотров, а я болтался на заднем фоне безразличным знаком стабильности и успеха.

Кэт пыталась. Море дохнуло на меня соленым бризом, но соль обратилась дорожками на щеках, брызги пены – слезами. Я ощутил радость, она рождалась в груди и росла, упираясь в ребра, жалуясь на тесноту человеческого тела, подкатывала к горлу, щекотала нос, вырывалась на волю, горячая и настоящая. Я стоял маленький и восхищенный среди высокой золотой травы и крепко держал чью-то руку.

– Что это было? – спросил я после отсоединения, голос еще полнился чужими эмоциями.

Кэт посмотрела, вовсе не видя меня по-настоящему, и ответила:

– Мечта.

После я узнал, что вмешательство в сознание доноров сна вызывало у них состояние сродни опьянению или временному помешательству. Сны Кэт никогда не повторялись, в Зоне Отдыха клиентам объясняли, что сны основываются на чувствах и переживаниях, на воспоминаниях донора. Передача образов клиенту стирала эти связи, и донор лишался небольшой части себя. «Совершенно незначительной, они не замечают, поверьте». Подписывая договор, мы не заморачивались потерей каких-то там связей и воспоминаний у незнакомых нам людей. Время ничуть не изменило главного тезиса услуг: потребитель всегда прав. Кэт не жаловалась, на втором сеансе она полностью воспроизвела запрос. И во сне, и наяву она была мягкой и податливой, тело её умело таять, а глаза блестеть неподдельным счастьем при виде меня. Я быстро понял, что стандартные запросы стесняют нас, позволил Кэт видеть собственные сны. Держателем Зоны Отдыха ни к чему знать, что почти в каждом её сне появлялся я, и вскоре мы почти перестали спать, мы претворяли в реальность все, что видели вместе.

Кэт вышла из тьмы, светящаяся белизной кожи, легла рядом. Удивительно, как мы уместились в стазисной капсуле. Кэт слилась с амниотической жидкостью, окружала и проникала в стазис.

– Ты поймешь, – она касалась губами мочки моего правого уха, губ, шеи, – я буду ждать.

Я ворочался в зеленоватом стазисном желе и тянулся к её ускользающим пальцам и губам.

– На Каллисто прекрасно, прекрасно… я уверена, вы там будете счастливы, ты и Алина, – сказала Кэт на прощание, и вот теперь произнесла вновь.

«Ты и Алина, ты и Алина…» – проскальзывало в меня и билось в виски. Я открыл глаза и почти ослеп от резкой боли. Жидкость щипала, мутная пелена искажала черты Кэт, нежное лицо плыло и менялось, заострялись скулы, темнела кожа, брови надломлялись инкрустацией мерцающих кристаллов Сваровски. Кэт превращалась в Алину и жадно, обжигающе требовала ответной ласки. «Мы будем счастливы! Правда? Мы будем счастливы там, нам Каллисто?»

Я пытался сбросить их обеих, слившихся в дрожащее меняющееся существо, но стенки капсулы держали нас, кидали друг на друга словно в бесконечное сражение.

– Ты знаешь, как тут холодно?!