– Сотый, я двадцатый… Сотый, я двадцатый…, – монотонно повторил оператор.
– Я двадцатый…
– Двадцатый… Я сотый, слушаю вас.
– Как меня слышите?
– Вас понял, слышу хорошо.
– Передавайте нам информацию по мере поступления.
– Вас понял.
Потянулись тягучие минуты ожидания и было слышно по громкой связи, как вызывали Сотого.
– Сотый, я тридцать пятый… Сотый…
Но вот молчание кончилось. Из неиствующего динамика, заполняя комнату, покатилась лавина цифр.
– Сотый, сотый? Почему информация не в том порядке?… Сотый, я двадцатый. Почему передаете информацию не в том порядке? Сотый, я двадцатый…
– Двадцатый, я сотый. Принято.
– Сотый, я двадцатый. Почему не отвечаете?
– Разбираемся.
Главному надоело ждать.
– Вызовите Сотого.
– Сотый, я двадцатый.
– Слушаю вас, двадцатый, я сотый…
– Двадцатый на линии, двадцатый на линии…
– Сообщите параметры выведения… По какой траектории идёт объект, по дополнительной или по основной?
– По данным двух пунктов, по основной… Сейчас запрашивается НИП-24…
По основной.
Вздох облегчения проносится по комнате. Сидящие переглядываются, улыбаются.
– Параметры выведения?
– Параметры выведения, – повторяет за Главным оператор. – В динамике потрескивание и перестук морзянки.
– Сотый, я двадцатый, – повторяет оператор. – Сообщите параметры выведения.
И опять треск, неразборчивая скороговорка слов и вдруг неожиданно отчетливо и близко: Люба, Люба, дай ответ: мужа любишь или нет?
Оператор косится на Главного, щелкает тумблерами, и в эфир летит его мальчишеский, полный бешенства голос:
– Седьмой, седьмой, наведите порядок на линии.
С телеметрией долго ещё разбираются. С пункта связи она передается почему-то в другом, не согласованном с полигоном порядке. И поэтому, если кому и понятно, что делается на борту, то только проектантам, записывающим и обсуждающим её в своем углу. Остальные пытаются угадать по лицам, как дела?
Наконец, черноволосый проектант подходит к Главному, выжидая, когда же кончат обсуждать выведение: что траектория, мол, прямо-таки номинальная, угадали тик в тик. Но ему ещё придётся подождать, потому что Главного соединяют с Москвой. Где-то там, за тысячи километров отсюда, для него, Главного конструктора ракет и космических кораблей, будет наводиться нужная справка. Вызывается вычислительный центр, не задействованный в оперативной работе.
– Соедините с Вычислительным центром… Директора… Разыщите… Что?.. Не начался рабочий день?.. Звоните домой.
После первичной информации многие исчезают из комнаты. Они уже для дела не нужны. Они выходят в коридор покурить и не возвращаются.
Маэстро все-таки остался. Он подошел к черноволосому проектанту, спросил его: как дела? Но тот в недоумении посмотрел на него, как смотрел на него руководитель семинара по философии, когда он на контрольном занятии в присутствии представителя парткома попросил слова и сказал всё наоборот.
Маэстро еще немного посидел, но спрашивать было не у кого, и он двинулся к выходу, заглянув по пути в пустующий зал МИКа. Ребят он застал за корпусом гостиницы и у них был странный вид. На плечах их были накинуты пальто, а голые груди были повернуты к солнцу: они загорали. В руках Чембарисова был пучок красных и жёлтых цветов с короткими корешками.
– Тюльпаны? Откуда? – спросил Маэстро.
– А их полно там, – кивнул Чембарисов в сторону степи. – И степь там потешная такая, вся точно в зеленых ворсинках. Знаешь, как ворсистые пиджаки.
– Ты поясни ему лучше про не выбритую бороду. Это ему доступней.
– Мы вокруг пошли, – продолжал Чембарисов, – отлично видно.
– А ты до этого не видел? – спросил Взоров.
– Видел из столовой: хвостик какой-то.
– А ты на стометровке не пробовал? У тебя же отличная реакция.
Когда запускали с соседней площадки, то на других площадках обычно о запуске не объявляли, и жизнь на них шла своим чередом. Но грохот, непременный грохот в момент старта был лучшим объявлением. Новички, как правило, бросались к окнам, но редко кто успевал: от ракеты оставалось что-то вроде прозрачного расплывающегося в небе хвостика.
– Кстати о хвостике. Мы тут тушканчика видели. Ну, и хвост у него, «будь здоров» и с кисточкой. Ничего себе, стоял, смотрел. Представляете, потеха, – рассказывал Чембарисов, – сидит себе, передними лапками шевелит. А телеметристы там фалангу поймали.
– Фаланги – они же сольпуги, – меланхолически произнес Вадим.
– Такие маленькие, серые, а прыгают – будь здоров.
– Ничего себе, маленькие. С твой нос. Нос у тебя маленький?
– Нормальный нос.
– Ну вот, и фаланги нормальные.
– А челюсти у них потешные. Сразу и вниз и в сторону ходят.
– У них просто пара челюстей: верхние и нижние.
– Челюсти – будь здоров. Тяпнет и с копыт.
– Фаланги – они же бихорхи, – меланхолически повторил Вадим.
– Какой же ты – дебил, Чембарисов. Фаланги вообще не ядовитые, у них нет ядовитых желез, – проговорил Взоров, подставляя грудь солнцу.
– Как же нет? – недоверчиво сказал Чембарисов. – Мне местные жители рассказывали про укус С самого начала нужно выпить стакан водки, а то сильная боль, а потом укол, иначе крышка.
– Ты, наверное, уже выпил стакан водки?
– Откуда? – заулыбался Чембарисов.