Юрьев день (СИ)

В пару с товарным паровозом прицепили пассажирский, понял я. Телефонные линии между ними не проводили, спешка не позволила. И понеслись на предельной скорости. Да как они вообще до Харькова–то ухитрились доехать? Ладно, разберемся, а пока…

— Ники, со мной приехал Евгений Сергеевич Боткин, сын того самого, тоже хороший врач. Пусть он посмотрит, что с твоей спиной, ладно? А я пока попробую еще кое–что узнать.

Найти начальника московской охранки полковника Бердяева труда не составило. На всякий случай я спросил, хотя ответ был ясен заранее:

— Николай Сергеевич, на кого вы теперь сделаете ставку — на меня или на вдовствующую императрицу?

Про наши не самые лучшие отношения с маман он, наверное, хоть слегка, но в курсе, подумал я.

— Разумеется, на вас, ваше императорское высочество!

— Когда мы наедине — просто Александр. Значит, задача перед вами стоит такая. Найти свидетелей и запротоколировать их показания о том, что дикая спешка поезда была инициирована именно императрицей и прицеп неподходящего паровоза — тоже. Если кто–то ей пытался возражать — тоже отразить в документах. Мне нужен материал, достаточный для обвинения Марии Федоровны в подстрекательстве, повлекшем за собой смерть его величества. Если вы по каким–то причинам не желаете участвовать в подобном, можете отказаться. Я пока еще вроде приказывать вам не имею права.

— Я все понял, Александр, — покачал головой полковник. — Разрешите приступить к выполнению приказа?

После беседы с полковником я поговорил с младшим Боткиным, уже успевшим осмотреть Николая.

— По первому впечатлению ничего страшного, — сообщил он мне. — Сильный ушиб двух ребер, одно, кажется, треснуло. Позвоночник, слава богу, не затронут.

— Хорошо, спасибо. Где сейчас его высочество, в смысле уже величество?

— Разговаривает с великим князем Сергеем Александровичем об организации траурного поезда.

Уже поздним вечером этого очень длинного дня Николай наконец–то нашел время спросить у меня:

— Алик, не знаешь, как там Маргарита? И Вильгельм, разумеется.

— Сам я их не видел, они прибыли часа через три после моего отъезда. Но мне про них регулярно сообщают, и знаю, что там все в порядке. Они поселились в Гатчинском дворце, шлют тебе соболезнования и говорят, что понимают обстановку и будут ждать тебя столько, сколько потребуется. Да, Маргарита очень расстроена. Причем не только тем, что помолвка откладывается. Ей вообще очень жалко, что у нас с тобой погиб отец.

Глава 36

За свою достаточно долгую жизнь, особенно на том ее отрезке, что пришелся на двадцать первый век, мне не раз приходилось принимать участие в организации похорон, иногда довольно торжественных. Правда, императоров хоронить как–то не довелось, но, думаю, я бы и этим справился. Однако не стал, заявив Николаю, что этим должен заниматься кто–то постарше и поавторитетней. Например, любимый младший брат отца великий князь Алексей Александрович, уже успевший вернуться из Парижа, откуда он большей частью и руководил нашим флотом. У меня была надежда, что этот тип не справится и вообще все завалит, чем даст повод к оргвыводам. Потому как был уверен, что больше всего нам с Николаем в начале его царствования будут мешать два человека — он и маман. Причем с ней дело было уже почти в шляпе — Бердяев отлично понял, что от него требуется. И набрал такой материал, которого с запасом хватило бы для полноценной ссылки.

Разумеется, сразу давать ему ход я не собирался. Но если маман вздумает снова лезть в наши дела, ей будут показаны эти бумаги. На девяносто процентов такого показа должно хватить, она же не полная дура. Ну, а если матушка закусит удила, придется приступить к обработке Николая в нужном ключе.

Но вот на Алексея Александровича у меня таких весомых бумаг не было, и я надеялся, что он сам предоставит мне повод бестолковой организацией похорон. Однако, кроме меня, так считали и многие другие, так что дяде Алексею пришлось только надувать щеки, а сделали все великие князья Владимир Александрович и Михаил Николаевич — им обоим отставка дяди Алексея была совсем ни к чему. В общем, вопреки моим опасениям похороны прошли весьма достойно. А после них сразу встала вторая половина извечного русского вопроса, то есть «что делать?».