В работах того периода активно исследовалась личность правонарушителя. Это имело свои положительные стороны, так как позволяло точно и правильно квалифицировать совершенные преступления, учитывая все объективные и субъективные моменты. Но, с другой стороны, претендуя на установление достоверности показаний участников судебно-следственного процесса, эксперт брал на себя задачу определить, насколько правдивы или ложны эти показания. Например, на основе свободного рассказа подэкспертного и ответов на вопросы эксперты-психологи делали выводы о наличии или отсутствии так называемых «симптомов лжи», объективно обусловленных тем или иным типом личности. Предполагалось, что субъекты, характеризующиеся холодностью, угрюмостью, циничностью, готовы на заранее обдуманную ложь, искажение фактов. Поэтому ценность показаний таких лиц считалась сомнительной. Недостоверными считались показания субъектов с комплексами неисполненных желаний.
Следует отметить, что тогда в психологической практике не было эффективных научно обоснованных методик всестороннего исследования личности, и поэтому экспертная задача не могла быть решена. Но не это являлось главным недостатком СПЭ в тот период. Давая ответ на вопрос о недостоверности показаний подэкспертного, эксперт-психолог переступал границы своих специальных знаний и процессуальных полномочий, вторгаясь тем самым в пределы компетенции следствия и суда.
Уровень практической психологии в тот период еще отставал от юридической практики. Психолог не только выявлял достоверность показаний, но и определял вину лица, совершившего преступление. Такая неправомерная переоценка компетенции психологической экспертизы вызвала негативное отношение к экспертным психологическим исследованиям, существовавшее вплоть до 1960-х гг. Заблуждения некоторых сторонников судебно-психологической экспертизы получили вполне заслуженную критическую оценку ведущих юристов. Однако на фоне критики не прозвучало конструктивных предложений, которые способствовали бы правильному и строго регламентированному применению психологических знаний в уголовном процессе.
Большинство противников судебно-психологической экспертизы недооценивали также и то, что психологическая наука широко внедрилась в практическую деятельность. И только в конце 1950-х — начале 1960-х гг. был поставлен вопрос о необходимости восстановления в правах юридической психологии и судебно-психологической экспертизы. Так, в постановлении пленума Верховного Суда СССР № 6 от 3 июля 1963 г. «О судебной практике по делам о преступлениях несовершеннолетних» указывалось на целесообразность проведения судебно-психологической экспертизы при выяснении способности несовершеннолетних полностью осознавать значение своих действий и при определении меры их возможности руководить своими действиями. С этого постановления начинается активное использование психологических знаний в следственной и судебной практике. Исследования отечественных юридических психологов позволили на качественно новом уровне ставить и решать психологические задачи применительно к целям следственного и судебного процессов. В 1980 г. было разработано и принято методическое письмо Прокуратуры СССР, посвященное назначению и проведению судебно-психологической экспертизы. В ч. 2 ст. 195 УПК РФ отмечается:
«Судебная экспертиза производится государственными судебными экспертами и иными экспертами из числа лиц, обладающих специальными знаниями».
Одной из частных задач судебно-следственного процесса является оценка личности обвиняемого, потерпевшего или свидетеля. В задачу эксперта-психолога может войти общая психологическая характеристика личности (так называемый психологический портрет). Эксперт на основании своих профессиональных знаний выявляет такие свойства и качества человека, которые позволяют сделать вывод о его психологическом облике. Но экспертная деятельность, в отличие от деятельности суда и следствия, не носит социально-оценочного характера, а строится на научно обоснованных положениях психологии.