Юрий Богатырев. Чужой среди своих

И заезжал, и мы могли часа два болтать за чаем. Тогда он не пил совсем – ни грамма. Такой худенький, симпатичный. Кто позже сподвигнул его к питью – не знаю. И он еще жил в общежитии на Манежной улице напротив Кремля. Мы там бывали вместе с моей подругой – режиссером из Ленинграда. Юра познакомил нас с Надей Серой. Я, правда, не помню, была она уже его женой или нет…

Как-то даже мы провели всю ночь в общежитии. Он показывал свои живописные работы. Мы слушали музыку. Было скромное застолье. Помню, присутствовал отец Нади Серой. У Нади была тогда маленькая дочка. Сейчас, видимо, уже есть внуки…

Так мы просидели до утра, затем Юра проводил нас домой. Светило яркое солнце, мы постояли за газетами…

Вообще, театральное общежитие – это все-таки не коммунальная квартира. В общежитии все коллеги были с Юрой в хороших отношениях – он ведь был очень дружелюбным человеком и часто помогал людям…

* * *

Он стал часто приходить к нам в дом на улице Горького. Иногда приводил приятелей (помню, как-то на мой день рождения привел с собой Стаса Садальского). Кто только у нас не был… Но все эти люди прошли мимо. А Юра – нет. Мы друг за друга «зацепились»…

Мы стали перезваниваться. Я ночная пташка, «сова», он тоже. Он звонил обычно поздно вечером или ночью – с часа до трех мы разговаривали. И всегда находилась тема для разговора. Мы обсуждали книги, пьесы, людей…

Потом он получил квартиру на улице Гиляровского. Мы пришли смотреть… Там была, помню, Надя Серая. Юра был счастлив – наконец-то у него появился свой дом.

* * *

Вот ведь парадокс… Он, с одной стороны, упивался своим одиночеством, ему было сподручней, когда он был один, а с другой стороны, ему хотелось общаться с людьми. И у него было много друзей-товарищей. Но, как творческому человеку, ему иногда было очень обременительно это общение, нужно было сосредоточиться, уйти в себя, особенно в периоды подготовки к новой роли. Например, он так тщательно готовился к «Тартюфу», так переживал за роль Клеанта, что несколько раз звонил мне и читал эту роль по телефону, безумный монолог своего Клеанта…

Поэтому он предпочитал жить один.

Хотя раньше еще, кажется, был женат на Наде Целиковской, искусствоведе. Она очень умная женщина, интересная… Но… Некоторые творческие люди, которые много думают и рассуждают о тяготах жизни, сами начинают очень страдать, и болезненно страдать… Мне кажется, Надя была именно из того сорта людей – из «страдательных» женщин.

Они разошлись. Причем они с Юрой не поссорились – встречались, общались. Иногда Юра мне звонил и говорил: «Вот, Надя была…» Он ее жалел.

А через некоторое время он женился на Наде Серой. Кажется, Наде нужно было сделать прописку в Москве… Они были в очень хороших отношениях.

Он вообще людей жалел. И готов был всем помочь. Так, у него никогда не было денег – он всегда всем давал взаймы. Очень добрый, отзывчивый человек, понимал людей, их заботы.

* * *

У нас была плодотворная дружба. Юра вводил меня в свой круг. Ему очень хотелось, чтобы я ходила на премьеры. Брал меня с собой на театральные вечера. И потом всегда провожал до подъезда. Он познакомил меня со многими артистами. Привел в дом к Ие Саввиной. Были у нас и общие знакомые: Андрей Мягков и Анастасия Вознесенская. Как-то мы встретили на Пушкинской площади Наталью Гундареву, и Юра нас познакомил. Мне очень понравилось ее рукопожатие – такое крепкое, теплое…

Я, в свою очередь, познакомила Юру со своими друзьями. И он относился к ним с подчеркнутым уважением. Например, у меня была подруга – балерина Елена Рябинкина из Большого театра, и он с ней как-то очень мило, очень трогательно общался.

Отношение же ко мне было невероятно трепетным. Встречаясь с моими друзьями, он очень ревностно относился к нашему общению – как бы болел за меня.

* * *

Юра был весь… какой-то пастельный. Он любил именно пастельные тона. И когда я покупала мебель – он поехал со мной в мебельный магазин. Ему понравился спокойный тон обивки дивана и кресел – их мы и выбрали. Одобрил и качество ткани – он не любил бархатные вещи.

Всегда дарил мне какие-то изысканные подарки. Привозил их отовсюду. На день рождения, на 8 Марта, на Новый год… Не любил формальных поздравлений – но обязательно дарил милые подарки. У меня в доме их огромное количество: помимо рисунков, это керамика, платки, музыкальная шкатулка. А когда он ездил за границу, всегда привозил что-то интересное. Он любил делать приятное людям. И учил меня этому. Как-то увидел у меня редкую книжку о Блоке. Тут же попросил: «Подари ее Ие» (Саввиной) – она собирала книги о поэте. И я дарила…

Был очень щедр. Пришел, например, однажды в синей кофте, снял ее и говорит:

– Знаешь, по-моему, эта кофта больше подходит тебе, а не мне. Она тебе больше идет. Я хочу ее тебе подарить.

Снял ее с себя и положил. Я сопротивляюсь:

– Нет, я твою кофту не буду носить.

– Ну, пожалуйста. Я прошу. Мне очень приятно будет. …И сегодня я постоянно наталкиваюсь на какую-то вещь, связанную с Юрой…

Он иногда, например, спрашивал:

– Что мне Ефремову подарить?

Я советовала всегда одно и то же: