Юрий Богатырев. Чужой среди своих

Мне рассказывали его друзья, что, бывало, таксисты привозили его в бессознательном состоянии к кому-нибудь из друзей – узнавали в невменяемом пассажире известного артиста и звонили по телефонной книжке, которую находили у него в кармане…

Одно время у него жил администратор МХАТа Василий Росляков. Похоже, их связывали действительно трогательные отношения. Василий был на два года моложе актера, весьма образованный молодой человек с несколькими высшими образованиями. Но он не надолго пережил друга – в конце 90-х умер от СПИДа в одной из московских клиник.

Не просто часто бывал, а буквально квартировал на улице Гиляровского и некий бармен Саша Ефимов (его-то и проклял психолог Трофимов). Как-то Татьяна Васильевна позвонила из Ленинграда – он подошел к телефону. Она, удивившись его присутствию, спросила:

– А ты кто такой, Саша?

Тот невинно ответил:

– А Юра мне ключи оставил – он на гастролях.

Этот Саша потом появится на похоронах в богатыревском голубом французском плаще. Когда ему сделают замечание, он ответит: «А Юра мне его подарил…»

* * *

Буквально накануне роковой ночи актер развесит картины для своей первой персональной выставки в Бахрушинском музее, точнее, в залах его филиала на Тверском бульваре. Очень будет волноваться и радоваться по этому поводу, еще не зная, что открытия долгожданной выставки так и не увидит…

В тот роковой вечер 2 февраля решит устроить на улице Гиляровского небольшое дружеское застолье… В нем примут участие несколько близких друзей и сосед-милиционер Аркадий, который, видимо, и достанет вино в тот сложный период борьбы с алкоголизмом. Ведь перед застольем Богатырев позвонит Андрею Мартынову с просьбой достать выпивки, тот замнется – и приедет потом, спустя несколько часов, когда уже ничего изменить будет нельзя.

Вот что пишет об этом черном дне и его подоплеке приятель артиста Станислав Садальский в своей книге «И снова – король скандала»:

«У Юры было мало друзей. Но как только он получал деньги, их становилось невероятное количество. Так и в тот раз. Итальянский продюсер отдал Богатыреву гонорар за кинофильм «Очи черные». Тут же в доме появились «друзья», и началось… Море разливанное!

Спектакли во МХАТе, съемки, запись на радио требуют колоссальной отдачи сил, а если еще обильное застолье, то – втройне… Его новый друг Саша Ефимов, увидев, как побледнел Юра в тот вечер, вызвал «скорую». «Скорая» приехала быстро, но, кроме йода и бинтов, на борту машины ничего не оказалось. Вызвали вторую бригаду врачей… Тогда гости еще шутили…

Вторая бригада была оснащена по полной программе. Без долгих разговоров огромной иглой ввели в сердце препарат, несовместимый с алкоголем. Смерть наступила мгновенно.

Неумышленно убитый, в своей маленькой опломбированной московской квартире <…> лежал народный артист РСФСР. Телефон звонил непрестанно…

Приехавшая на следующий день из Питера сестра увидела разграбленную библиотеку (Юра собирал книги по изобразительному искусству), пустой шкаф: вся одежда пропала (и не только – по словам родственников, из тайника исчезли деньги, отложенные артистом на машину. – Н. Б.)… А на стене висел кортик, подаренный отцом.

Через год окончил жизнь самоубийством Саша Ефимов. Почему? Эту тайну он унес с собой»[5].

* * *

У Клариссы Столяровой свое видение того черного дня, точнее, ночи, которым она поделилась со мной:

– И вот наступил этот страшный день – 2 февраля. Мне позвонили ночью – я приехала на улицу Гиляровского, когда там еще были врачи скорой помощи… Я была в шоке: «Что происходит? Почему он не позвонил мне раньше?»

Мне объяснили:

– Он хотел, но…

Оказывается, в компании кто-то его отговорил. Страдающий Юра попросил его:

– Мне так плохо, позвони Кларе…

– Ты что, с ума сошел, ночью звонить!

– Только она знает, что мне делать, что принимать…

– Нет, я лучше вызову скорую…

Юра пытался протестовать:

– Нет, не надо скорую, скорая не знает…

…Когда я приехала – в квартире уже никого не было, кроме врачей и соседа… Врачи были в смятении – ведь они ошиблись…

Чем бы я могла помочь?

Сейчас остается только предполагать…

Прежде всего, приехав, я, конечно, сразу позвонила бы его лечащему врачу Екатерине Дмитриевне Столбовой и проконсультировалась бы с ней. Я могла что-то посоветовать врачам – ведь, кроме меня, никто не знал, какие препараты Юра принимал. По жуткому стечению обстоятельств он пострадал по той самой схеме, с какой он лег в больницу: транквилизаторы (укол врачей) наложились на тонизирующие лекарства, которые он принимал вечером… Плюс, конечно, алкоголь…

…Я знала, что он мечтал о роли Обломова, а сыграл Штольца. В те страшные дни моя дочь, художница по костюмам, сшила темно-бордовый «обломовский» халат; а затем в мастерских театра его быстро подстарили, как это часто делается с костюмами для спектаклей. И мы положили его к Юре: прикрыли его ноги в гробу «обломовским» халатом – как символом его несбывшейся мечты, незавершенной жизни…

…Он ко мне часто приходит во сне… Мне кажется, что там он тоскует…

* * *