Юрий Чурбанов: «Я расскажу все как было…»

А на следующий день Леонид Ильич выступал на торжественном заседании ЦК КП, Президиума Верховного Совета и Совета Министров Узбекистана, посвященном вручению республике высшей правительственной награды: рука с переломанной ключицей была искусно перевязана, блокирована новокаином. И хотя лечащий врач Леонида Ильича, умный и еще очень молодой человек, настаивал на немедленном вылете в Москву, Леонид Ильич решил не портить людям праздник и отложил этот вылет на утро следующего дня. Потом он довольно долго находился в больнице, дело медленно шло на поправку; кроме перелома ключицы Леонид Ильич, видимо, перенес и сильное психологическое потрясение — но он был сильным человеком и даже здесь, в палате, продолжал работать, звонил по разным телефонам, очень беспокоясь за судьбу урожая 1979 года (так у автора. На самом деле Л.И. Брежнев был в Ташкенте в марте 1982 г. — Прим. ред.).

Кстати говоря, вручая Узбекистану орден Ленина и лично очень хорошо относясь к Шарафу Рашидовичу Рашидову, Генеральный секретарь ЦК КПСС даже в этом, казалось бы, сугубо праздничном докладе подверг Рашидова определенной критике. Но что это была за критика? Я бы назвал ее так: «брежневская». Леонид Ильич, как никто другой, умел так журить людей, что они на него никогда не обижались.

* * *

Как-то раз у нас с ним был разговор о первых секретарях обкомов и крайкомов партии, и Леонид Ильич сказал так: «Каждого секретаря партийного комитета можно в любой момент снять с работы и всегда — при желании — можно найти, за что. Но прежде чем придираться к партийным секретарям, нужно помнить о той колоссальной ответственности, которая возложена на их плечи». А еще Леонид Ильич говорил, что больше десяти лет на посту руководителя областной или краевой партийной организации могут работать только те люди, которые действительно снискали авторитет и уважение среди своих коллег, а самое главное — среди народа.

И такие примеры у нас были, можно назвать многих руководителей: в Астрахани — Бородин, в Смоленске — Клименко, в Ростове — Бондаренко и т. д. А также первые секретари крупных республик: Украины, Казахстана, Азербайджана, Грузии, Армении, Узбекистана. Леонид Ильич хорошо знал этих людей и доверял им полностью. Двери его кабинета для них не были закрыты.

Вот, скажем, еще одна деталь: такой человек, как Егор Кузьмич Лигачев, хотя и строил в Томске «социализм», как он говорит, но его, в общем, не было не слышно, не видно. Я даже не помню, был ли он в составе ЦК КПСС. Тем более не помню, чтобы он как-то ярко выступал на пленумах. Может быть, я просто невнимательно слушал, конечно, но в память его речи не врезались.

И каких-то «любимчиков» у Генерального секретаря ЦК КПСС не было. Все работали в одной «упряжке». Причем как работали? Такие руководители республик, как Кунаев, Рашидов, Шеварднадзе, Алиев, Демирчян глубоко, как мне казалось, уважали Брежнева, но в рот ему, тем не менее, не смотрели, работали самостоятельно, советовались с Леонидом Ильичом, но еще чаще брали всю ответственность на себя.

Несколько сложнее складывались его отношения с прибалтами. Насколько я помню, Леонид Ильич ни разу не был в Прибалтике ни с рабочими визитами, ни на отдыхе. Трудно сказать почему. Те процессы, которые теперь происходят в Прибалтике, тогда не чувствовались, если они и были, то лишь в «зародыше». Но Леонид Ильич все-таки отдавал некоторое предпочтение закавказским республикам и Средней Азии. А в Прибалтику ездили другие руководители, в первую очередь Андропов. Зато мне не раз приходилось быть свидетелем того, как хорошо Леонид Ильич отзывался об Алиеве, Шеварднадзе и Рашидове. Они во многом дополняли друг друга.

Бывая в республиках, я почти всегда получал от них приглашения посетить их в домашней обстановке. Что ж, это и понятно — законы гостеприимства на Востоке и в Закавказье ставятся превыше всего. Но я, тем не менее, отказывался. С их стороны иной раз это приводило даже к какой-то ревности.